Детская пока пуста Детская 0-1 Детская 1-3 Детская 3-7 Детская 7++ Спальня Гостиная Кухня Библиотека
Объявления
ВНЕ ПОЛИТИКИ. Любые политические провокации, демонстрации и намеки запрещены
Уважаемые новые пользователи!
Для активации профиля пишите администраторам или в доступный вам форум. Активация через почту временно приостановлена

Привет, Гость ( Вход | Регистрация )

› #38893 | Полли Перкс

ДОРОГАЯ ЭЛЬЗА

1732 г.

"Милый Леон,
с твоего позволения, я начну письмо не с ответов на твои вопросы, а с того, что, признаюсь, занимает сейчас мои мысли более всего.
На днях мне приснился чудесный сон. Мне снилось, словно я гуляю по цветущему саду - о, Леон, сколь же тяжела зима в Московии и как же томит меня тоска о синем небе и зеленой траве! Тот же сад был мне незнаком - может быть, это была Эллада, мне кажется, я чувствовала запах моря и (несколько слов старательно зачеркнуто, можно разобрать слово «одета»).
По этому саду гуляли - вдали от меня - другие женщины, прекрасные, почти как ангелы, и каждая либо держала на руках дитя, либо же вела дитя за руку. Я же была одна, и меня это удивляло.
Но тут некая девушка - она чем-то отличалась от меня и от иных женщин - подвела ко мне красивого мальчика. Она обратилась ко мне. Увы, слов ее я не помню, но они наполнили меня радостью. Я поняла, что теперь и я могу остаться в этом саду.
Этот сон, Леон, подтвердил мне то, о чем я догадывалась уже более месяца. Мне предстоит готовиться к священным обязанностям матери.
Не думай, что я изменюсь. Поверь, брат, я - все та же Эльза, с которой ты когда-то играл в детстве. Меня не изменило горе - наша разлука. Неужели же меня изменит радость, великий дар Господа нашего?
Но, Леон, твое письмо меня весьма огорчило..."

Перечитав письмо, Эльза Катарина Югенау сложила его и решительно спрятала в молитвенник. Подвинула к себе чистый листок и заплакала.
Где она видела синее небо и зеленую траву? Маленькая мыза в Курляндии, холодный ветер, серая Митава, куда Эльза с матерью по воскресеньям ездили в церковь, старое платье, отделанное дешевыми ленточками… Единственным товарищем ее детских игр был троюродный брат, сирота, маленький Леон фон Миттенген, попросту Лео, тремя годами старше Эльзы. Несмотря на разницу лет, он охотно играл с кузиной в волан и в разбойники и подчинялся, когда ей вздумывалось поить его чаем из кукольного сервиза или, вместо беготни, чинно гулять под руку, в подражание старшим. Их вместе учили грамоте, арифметике, закону Божию, танцам. В двенадцать лет Леона, хлопотами прусской родни, удалось пристроить в военную школу в Кенигсберге. Мальчика, бледного и молчаливого, увезли, а Эльза проплакала целую неделю.
Леон быстро превратился в неуклюжего долговязого подростка; даже на летних вакациях, сменив кургузый мундирчик на обыкновенное платье, он оставался неестественно сдержан и старчески задумчив, как будто военная муштра раз и навсегда убила в нем не только ребенка, но и юношу.

«Как это хорошо, что у меня нет подруг. Девочки такие суетные. В разлуке я тем сильнее сознаю, какое счастье мне выпало – дружить с тобой, Лео. Порой я думаю, что ты должен презирать меня за скудоумие и низменные интересы. Но я ведь дочь своей матери, а долг и призвание всякой женщины от рождения – быть достойной женой и не стремиться умом в те сферы, где витают мужчины. Ты помнишь, когда мне было пять или шесть лет, я подстерегла тебя в углу и спросила: что, ты влюблен в меня? Ты, кажется, испугался (зачеркнуто, написано «смутился») и сказал: конечно, нет. Видишь, какая я была глупая – я полагала, что мальчики, даже в самом нежном возрасте, должны быть непременно влюблены в девочек. Слава Богу, теперь уж я вижу, что это не так. Иногда мне даже хочется, чтобы между нами не было никакого родства, - тем ценнее была бы наша дружба, будь мы просто…».
Эльза задумалась – написать ли «девочкой и мальчиком»? Или «девушкой и юношей»? Леону было уже пятнадцать – не обидится ли он на «мальчика»? Эльза зачеркнула всю строку и написала «будь мы чужими друг другу».
«Не принижай себя, - отвечал Леон. – У тебя живой и непосредственный ум, ты занимательный собеседник и переписываться с тобой для меня увлекательнейшее занятие. Я не знаю девочки, которая была бы столь же развита и начитанна в твоем возрасте…».
И это была сущая правда – ведь в нынешнем окружении Лео фон Миттенгена не было девочек. Разве что старшая сестра его соученика фон Гислена, девица болезненного и унылого вида, которая приседала, как заведенный автомат, хрустя коленками под платьем, и на все вопросы отвечала односложно. Впрочем, на искреннее письмо кузена, написанное вдобавок в спальне после отбоя, под страхом быть застигнутым и наказанным, Эльза обиделась.
«Всего лишь увлекательнейшее занятие? Прости, Лео, если обременяю тебя своими чувствами, но до сих пор, кажется, я не обинуясь называла тебя своим ближайшим и единственным другом. Неужели ты не удостоишь меня… нет, я не смею сказать “того же”, но хотя бы подтверждения нашей дружбы. Неужели я для тебя всего лишь смешная и глупая провинциальная кузина, о которой надлежит забыть в веселом кругу товарищей и не вспоминать иначе как с усмешкой?.. Ответь честно: ты стыдишься меня и моей искренности, Лео? Я должна это знать».
«Прости, если я невольно обидел тебя, Эльза. Моя вина отнюдь не в холодности, а в сдержанности. Мужчинам, в силу воспитания и обстоятельств, непривычно изъяснять свои чувства так, как это делаете вы. Вот, я признаю тебе открыто: ты мой лучший, мой единственный друг. Отныне и навсегда я обещаю быть с тобой искренним. Чтобы успокоить тебя насчет моей привязанности, скажу, что давеча я чуть не вызвал на дуэль Рихтера, когда он застал меня за писанием письма и посмел неуважительно отозваться об адресате…».
«Пообещай, милый Лео, что ты никогда, никогда не будешь подвергать себя опасности ради меня….» - Эльза некоторое время боролась с соблазном – не вычеркнуть ли строчку, но все-таки оставила.

Когда Эльзе Катарине исполнилось пятнадцать, она поехала в Мемель на свадьбу двоюродной сестры. На званом ужине после венчания на нее обратил внимание берлинский дипломат Гюнтер Югенау – крепкий сорокалетний мужчина с пухлым подбородком и добродушным по-отцовски взглядом.
- У женатого дипломата – больше веса в обществе, его не назовут вертопрахом, - неторопливо объяснял он матери Эльзы, сидя с ней в гостиной. Мать понимающе улыбалась, кивала и промокала слезы голубеньким платочком. - Я предполагаю взять жену из семьи небогатой, но непременно строгих правил и хорошо воспитанную. Мне нужна супруга, чье образование я завершил бы самостоятельно и которую мог бы без опаски повезти даже в Версаль. Чтобы показаться с женой при французском дворе, не опасаясь за ее нравственность, она должна быть либо безобразна, либо непоколебимо целомудренна…
- Она будет вам хорошей женой, - сказала мать.
Эльза много плакала – и когда ей сообщили о внезапном сватовстве, и когда принялись спешно нашивать приданое, и накануне свадьбы. Плакала не от горя – какое там горе, следовало благодарить судьбу за то, что она приглянулась столичному дипломату, и не придется прозябать в старых девах на крошечной мызе близ Митавы, в бедности и безвестности – и даже не от страха, но, скорее, от неожиданности, от обилия непривычных вещей, от ошеломляющей новизны. Новизна не радовала, а давила, вгоняла в тоску; от постоянной спешки, суеты в доме, неумолчного материнского лепета хотелось бежать куда глаза глядят или хотя бы забиться в дальний угол маленькой спальни и плакать, плакать – с наслаждением и непонятной злостью. Порой Эльза мечтала спуститься в гостиную, где мать и две приглашенные швеи торопливо подрубали края и метали петли, и крикнуть: «Не хочу я, ничего не хочу, оставьте меня в покое!». Но что бы вышло? Мать подняла бы подслеповатые, опухшие, бесконечно добрые глаза и устало сказала бы: «Ах, Эльза, глупышка, что ты такое говоришь? Ну, не плачь же, дурочка, иначе покраснеют глазки, и станешь некрасивенькая. Разве тебе самой не хочется замуж?». В самом деле, разве ей не хотелось замуж, в Берлин, в Версаль, в Лондон, в общество, о котором упоминал герр Югенау? Эльза не знала, как живут в Берлине и в Версале, она никуда не рвалась – то есть, хотела замуж, как и всякая девушка, не больше не меньше, но замуж – это значит сидеть дома, пересчитывать сорочки, кормить детей… при чем тут «общество»? Однажды она наивно спросила: «Мне непременно надо будет ездить с ним повсюду?». «Ну конечно, - удивленно ответила мать. – У жены дипломата есть свои обязанности. Держать открытый дом, принимать визитеров, бывать на светских раутах… Жена государственного человека – это не половина, а две трети». Эльза вздохнула; рауты, открытый дом, визитеры страшили ее так, что сжимало в груди и мучительно болели виски. И почему герр Югенау не выбрал жену из своего круга, зачем ему глупенькая курляндская девочка? Как жаль, что даже с добренькой, старенькой мамой об этом не поговоришь, она вечно занята шитьем – герр Югенау великодушно взял все расходы на себя, и в дом что ни день тащат свертки, на всех столах и кушетках расстелены ткани, ни в одно кресло невозможно сесть не глядя, потому что в подушки натыканы иглы и булавки. Вот еще отчего Эльза плакала: неужели только о шитье и надлежит думать накануне свадьбы? «Мама, мне так хочется с вами поговорить…». «Подожди, Эльза, глупышка, разве ты не видишь, мне еще нужно дошить корсаж. Не вижу ничего необыкновенного в твоих страхах, я тоже боялась и дрожала, когда выходила замуж за твоего отца. Он был на восемнадцать лет старше, однако мы жили счастливо и дали жизнь одной маленькой глупенькой девочке… Теперь отойди, Эльза, не мешай». «Ах, мама, но он старше меня на целых двадцать пять лет». «В таком случае, ты будешь еще молода, если он оставит тебя вдовой, и сможешь вновь составить свое счастье… хотя, конечно, я буду молиться, чтобы герр Гюнтер прожил до глубокой старости».

«Скажите, Эльза, неужели вы рады этому предложению? Ответьте честно, памятуя о том, что с самого начала нашей дружбы в основе ее лежала искренность, полная и взаимная. Я хочу знать ваши мысли – помните, Эльза, вы можете доверить мне даже то, что не доверили бы матери. Поговорите со мной, пожалуйста, напишите следующее письмо, совершенно не думая обо мне и не беспокоясь о том, будет ли мне интересно читать, - только ваша душа, ваши соображения».
«К чему это “неужели”, милый Лео? Я не стану кривить душой и говорить, что не рада. Сбылось то, к чему меня готовили с самого детства, и мое изменившееся положение нужно принять как нечто вполне естественное. Даже если бы я не была способна радоваться предстоящему браку, я бы, по крайней мере, утешалась в сознании того, что мой долг исполнен. Вы, как никто другой, Лео, способны понять, что такое долг, возложенный на человека свыше, - долг, который нужно исполнять не рассуждая… Мой муж не будет мне другом – он будет всего лишь мужем, в этом я могу вам ручаться (зачеркнуто). Солдат может нарушить присягу и бежать, спасаясь от тягот военной службы, но мы, женщины, бежать не можем…».

Свадьба была скромная. Гюнтер Югенау с явным удовольствием рассматривал простое, со вкусом сшитое платье невесты. Леон приехал на свадьбу, едва не опоздав на венчание, - в церкви он появился позже прочих гостей, усталый с дороги и запыленный. Эльза с удовольствием отметила, что он все такой же молчаливый и задумчивый, как в отрочестве; пожалуй, она бы смутилась, вздумай он теперь заговорить с ней, и была благодарна кузену за то, что и в церкви и во время домашнего торжества он держался в стороне. Эльза всерьез удивилась, когда он вдруг стремительным шагом подошел к ней и отрывисто, почти резко, попросил:
- Представьте же меня вашему мужу.
(С тех пор как Эльзе исполнилось тринадцать, в переписке и в разговорах они перешли на «вы». Мать утверждала, что, перейдя за определенный возраст, девушка должна стать сдержанней.)
- Леон фон Миттенген, мой троюродный брат, просит позволения быть вам представленным, герр Гюнтер, - негромко произнесла Эльза.
Голубые глаза Югенау скользнули по молодому человеку в мундире.
- Обучались в Потсдаме?
- В Кенигсберге.
- Какой чин имеете?
- Капрал.
- Невысоко, - заметил тот.
- Надобно же с чего-нибудь начинать, - с улыбкой ответил Леон. Должно быть, по выжидательному выражению лица собеседника господин советник догадался, что юноша хочет обратиться к нему, и благодушно спросил:
- Вижу, вы желаете о чем-то спросить, господин капрал?
- Я прошу у вас разрешения писать фрау Эльзе на правах родственника, - выпалил Леон. – В память о годах, которые мы в детстве провели вместе… Фрау Эльза покидает родину, ее ждет блистательное будущее, и, возможно, нам больше не суждено увидеться. Со своей стороны, обещаю, что в этих письмах не будет ничего такого, что я не решился бы представить на ваш суд.
Дипломат улыбнулся.
- Это слова порядочного человека, господин капрал. Я даю вам свое разрешение – и, со своей стороны, заверяю вас, что не стану читать письма, которые адресованы не мне.

«Вы сказали: солдат может нарушить присягу и бежать, спасаясь от тягот военной службы… Нет, Эльза, не может».

Вместе с двоюродной сестрой, той самой, к которой Эльза некогда ездила на свадьбу в Мемель, Югенау поехали в свадебное путешествие в Кельн. Двадцатитрехлетняя кузина Барбара, по-семейному Безль, многоопытная жена придворного музыканта, немедленно взялась на правах старшей родственницы просвещать Эльзу всякий раз, когда сестрам удавалось остаться наедине. От ее уроков и откровений у Эльзы нередко вспыхивали краской уши и щеки.
- В конце концов, милая Эльза, просто смешно хранить верность такому старому и неинтересному мужу…
- Что же смешного в том, чтобы быть верной женой?
- Ты замечательная провинциальная дурочка, Эльза, - сказала Безль, целуя кузину в лоб. – Но здесь не Митава. Запомни, если ты уедешь во Францию, я умру от зависти. Ты сознаешь ли, как тебе повезло? Даже не вздумай пугаться, если с тобой однажды заговорят о чувствах, иначе прослывешь дикаркой или ломакой, я уж не знаю, что хуже. Пойми, Эльза, ведь женщины при дворе всё друг про друга знают…
Этот разговор напугал Эльзу так, что полночи она не могла уснуть от сильнейшего сердцебиения.
«Больше всего я боюсь, что обо мне заговорят, - записывала она в дневнике на следующее утро. – Боже, как я боюсь, когда речь в гостях заходит обо мне. А если станут сплетничать, то я, наверное, тут же умру. Безль говорит, что при дворах сплетни предпочитают театрам и прочим развлечениям, особенно в Париже. Если бы я в детстве больше играла с девочками, то, наверное, женская болтовня не пугала бы меня теперь. Как жаль, что у меня не было подруг! Вчера, после разговора с Безль, я совсем расхворалась, и герр Г. дважды посылал служанку за врачом. Если однажды добренький Бог даст мне дочь, я позабочусь о том, чтобы у нее были подруги. Но неужели… Париж?».

Итак, вместо Парижа – Петербург.
Разумеется, здесь много иностранцев, и есть из кого выбирать себе друзей, по вечерам в доме бывает полно – все это серьезные, солидные люди, мужнины знакомцы, сплошь женатые и порядочные, но говорить с пруссаками и австрийцами Эльзе мучительно, французов она побаивается, голландцы отчего-то неудержимо ее смешат. Единственный, с кем ей не боязно – возможно, потому что он немного напоминает Леона – это двадцатипятилетний шотландец, артиллерийский капитан Малкольм Ласси. В России он третий год и гордится тем, что за это время, в отличие от многих иноземцев, научился говорить по-русски достаточно бегло и чисто, понятно для солдат, хоть и с сильнейшим акцентом. Он тоскует по родине, страшно тоскует, и это видно по его измученным глазам, по манере порывисто лохматить волосы в пылу разговора, по привычке переходить, словно не замечая того, на родной язык… Малкольм родовит, у него влиятельные связи в армии, но, несмотря на это, он ничуть не важничает, держится просто и подчас по-мальчишески открыто, не прочь даже побунтовать по мелочам – за стаканом вина, с грохотом кулаками по столу, со страстными речами на двух языках. Эльзе порой хочется предостеречь его от неразумных слов, но Малькольм почти не говорит по-немецки, а Эльза не знает ни английского, ни русского. Она нередко задумывается: что делает человек, ненавидящий имперскую власть – а Малкольм страстно, всей душой ненавидит империю – в стране воплощенного единоначалия? Что заставило шотландца покинуть родину? Преступление? Месть? Несчастная любовь? В полку Малкольму прощают многое – он мягкосердечен и жалостлив, но притом не трус; вечно он пристраивает по знакомым домам бездомных котят и щенят и бросает деньги нищим без разбора, а потом кое-как перебивается до жалованья. В последний раз, явившись с визитом к Югенау, когда в доме уж полно было гостей, Малкольм встал посреди залы и громко спросил по-немецки:
- Господа!.. Кто может одолжить мне немного денег? Прямо сейчас.
- Что случилось, герр Ласси? – добродушно поинтересовался Югенау. – Почему такая спешка?
- Мне нужны деньги… - Малкольм запнулся и закончил уже по-русски: - На покупка… крепостной мужик от хозяин.
Кто-то засмеялся; знакомый офицер-голландец по-русски же ответил с улыбкой: «Лучше купите крепостную девку, heer Ласси»; Малкольм и Эльза покраснели одновременно, вмешался Югенау, не терпевший казарменных шуток при дамах, и скандал удалось замять. Малкольм взял деньги и торопливо вышел. Купленный им парень оказался ленивым и нечистым на руку, он ни в грош не ставил нового хозяина, считал его «простоватым», а в один прекрасный день и вовсе сбежал. «Впрочем, - записывала Эльза, - это судьба многих иностранцев в России – либо смотреть на окружающих как на дикарей, либо доверять, безгранично доверять, зачастую в ущерб себе. Моя камеристка, убедившись, что я не смею ни разбранить ее, ни побить по щекам, немедленно стащила гребень и пудреницу. Муж говорит, что иностранцу нанять честную и порядочную прислугу, которая не станет сплетничать на его счет, здесь так же трудно, как добиться аудиенции у е.и.в. Anna Johannovn».

«Пишите мне обо всем, дорогая Эльза, что кажется вам примечательным или необычным, и помните, что я с таким же интересом изучаю эту незнакомую страну, как и вы. В одном письме опишите тамошние придворные нравы, в другом – что русские едят и пьют, в третьем – как одеваются, и так далее. Также, если вам угодно, описывайте типы. Если вы скучаете, это развлечет вас, если же нет – вы позабавитесь наблюдениями…».
«Я, пожалуй, далека от того, милый Леон, чтобы забавляться (подчеркнуто), наблюдая чужие нравы, какими бы варварскими они мне ни казались. Так, мне ничуть не казалось забавным, что вчера, в воскресенье, пьяные мастеровые горланили песни за воротами. Но если это хоть сколько-то отвлечет вас от повседневных тягот, я с удовольствием побуду вашим Робинзоном и опишу свою жизнь во всех подробностей. Я тем счастливее злополучного Робинзона, что у меня есть адресат, хотя вернуться на родину я способна ничуть не более, чем человек, оказавшийся на необитаемом острове. Помилуй Бог, не подумайте, что я несчастлива, но все-таки я скучаю по дому. Вообразите только – быть может, однажды я опубликую свои русские заметки, как настоящая путешественница, и тогда мы с вами славно посмеемся, милый мой Лео
Post scriptum. Вот до чего я тоскую. Вчера моя камеристка, сидя на кухне с другой прислугой, пела песню, в которой, как мне показалось, повторялось слово Liebchen. Не зная языка и робея, я не решилась ее расспросить, но спросила ввечеру у мужа. Герр Гюнтер рассмеялся и объяснил, что это не Liebchen, а «lipka», то есть «маленькая липа». После он добавил, что только сантиментальные провинциалки способны искать в русских песнях немецких слов, но я даже не обиделась…».

Эльза, подняв взгляд от пялец, посмотрела на вошедшего мужа. Она уже перестала бояться его, но по-прежнему испуганно выпрямлялась, как провинившаяся школьница, когда он, по своему обыкновению, стремительно входил в комнаты. Всякий раз ей казалось, что в доме не прибрано, а из кухни слишком сильно пахнет жареным луком, - и всякий раз, когда она звала служанку или торопливо начинала наново расставлять вещицы на столике, герр Гюнтер снисходительно улыбался и просил жену не прерывать ради него своих занятий. Эльза терялась в догадках, доходя чуть не до слез: то ли муж не замечает беспорядка, то ли намекает, что она никудышная хозяйка. Но как можно держать в порядке дом, который более всего напоминает постоялый двор?.. Только успеешь стереть пыль и расставить хрусталь, как придут гости, сдвинут кресла, примутся курить, в гостиной всю мебель придется теснить к стенам… Непривычная к служанкам, Эльза не умела обращаться с ними, робея перед русскими девушками едва ли не больше, чем перед мужем. Она бегала по всем комнатам, тщетно пытаясь поддерживать порядок своими руками – точно так же, как некогда на маленькой мызе. «Если кто-нибудь из гостей прольет вино на кресло, Эльза, не бросайся отчищать пятно сама, это производит неблагоприятное впечатление… позови прислугу».
- Если тебя не затруднит, Эльза, я хотел бы просмотреть письма, полученные тобой от твоего кузена… Леона фон Миттенгена.
- Все? – не поднимая глаз, спросила та.
- Нет, зачем же. Скажем… за последние полгода.
Эльза молча поднялась, пошла к себе, принесла пачку писем. Удержалась, чтобы не бросить их на стол перед мужем. Тот, однако же, заметил ее порывистое движение, подавленное в самом начале, и снисходительно покачал головой.
- Ах, Эльза, Эльза… какой же ты еще, в сущности, ребенок. Пожалуйста, подожди здесь, вряд ли это займет много времени.
«Дорогая Эльза…»
Герр Гюнтер аккуратно сложил письма и протянул жене.
- Я очень рад, что мои подозрения не подтвердились, но, пожалуйста, Эльза, передай господину фон Миттенгену, чтобы он впредь был осторожнее в выражениях. К сожалению, кайзер-зольдат совершенно лишен чувства юмора. После злополучной истории с принцем переписка с Пруссией становится делом рискованным. И я совершенно не уверен, что на границе не перлюстрируют писем, идущих с дипломатической почтой. Будет очень жаль, если господин капрал из-за какой-нибудь глупой случайности поплатится головой.
Он помолчал и добавил:
- И… пожалуйста, упоминая в переписке русские фамилии, по крайней мере, пиши их правильно. Ошибки производят неблагоприятное впечатление.
- Русские фамилии такие длинные, - смущенно сказала Эльза.
Герр Гюнтер улыбнулся.
- Право же, дорогая, я решительно не понимаю, отчего немцы жалуются на неудобство русских фамилий. Нам ли, зная Гриммельсгаузена и Месснахтгельвейде, сетовать на Бестужевых и Шереметевых?..

"Ты спрашиваешь меня о моих друзьях? Конечно, Рихтер и фон Гислен – славные парни, но фон Гислен груб и слишком баварец, а с Рихтером можно говорить только о лошадях. Они ничего не читают, по воскресеньям спят до полудня, исправно наливаются пивом – то есть, я совершенно одинок. Я не прошу вечной привязанности, но смею надеяться, что ты будешь меня помнить – в память о тех нескольких годах, когда мы росли, играли и учились вместе, как брат и сестра. Я – брат твой, а ты моя сестра, данная Богом... Порой мне кажется, Кати, что настоящая дружба была дарована только нам на всей земле".
«Милый Леон, с твоего позволения, я начну письмо с того, что, признаюсь, занимает сейчас мои мысли более всего…»
Перечитав письмо, Эльза Югенау сложила его и решительно спрятала в молитвенник. Подвинула к себе чистый листок и заплакала.
«Разве ты не понимаешь, Леон, что волнуешь меня?.. Убедительно прошу тебя, ради обоюдного душевного спокойствия, прервать нашу переписку на полгода… а после этого, заверяю, ее можно будет возобновить. Пожалуйста, дай мне время отдохнуть и поразмыслить. Наверняка тебе хочется того же…».

Анна фон Гислен с треском сложила веер.
- Что, эта ваша Гретхен хороша собой?
- Какая Гретхен? – растерялся Леон.
- Ну, Гретхен, Тереза, Клементина… впрочем, хоть Марихен, в конце концов, надо же ее как-то называть – и вовсе не обязательно открывать мне ее настоящее имя.
- Но…
- Дорогой мой Леон, вы не из тех, кто делает карточные долги или излишне задумывается о повышении. Родителей у вас также нет, а потому письмо из дому не способно вас огорчить. Из этого делаю вывод, что печали ваши – сердечного или душевного толка, иными словами – беда стряслась либо в любви, либо в дружбе. Слава Богу, я так долго вас знаю, что даже не надейтесь скрыть от меня свои печали. Итак, ваша Марихен хороша собой?
- Никакой Марихен… - Леон не смог скрыть улыбку.
- А, стало быть, я ошиблась? В таком случае, ваш Пилад, сиречь Отто, взял у вас в долг и не отдает или волочится за девицей, на которую вы, мой дорогой капрал, положили глаз?
- Нет, нет… не то, - юноша покраснел. – Вы угадали, речь действительно о дружбе… но этот друг – женщина.
- Значит, все-таки Марихен?
- Ну хорошо, пусть будет Марихен. И… пожалуйста, не спрашивайте, хороша ли она собой.
- Она старше вас?
- Напротив, младше.
- И, конечно, замужем?
- Почему «конечно»?
- В противном случае вы, Леон, вряд ли удовольствовались бы дружбой.
- Но…
- Если она дорога вам настолько, что вы настаиваете на продолжении знакомства даже после замужества, то неужели, будь она еще свободна, вы предпочли бы видеть ее «другом»?
Леон набрался смелости.
- Прочтите это, фрау Анна… вот здесь, где загнуто… и скажите, что вы думаете об этой просьбе?
Фрау Анна нахмурилась, несколько раз перечитав строки, потом с улыбкой покачала головой:
- Скажу, что следует простить подобную просьбу женщине, которая, с вероятностью, ожидает ребенка.
- Но…
- И не спрашивайте, откуда мне известно. Я тоже женщина… - и, щелкнув его по плечу веером, с усмешкой добавила: - Однако вы поступили умно, выбрав в конфидентки особу, которая годится вам в матери. Думаете, старухи неспособны завидовать? Ну полно, шучу. Знаете что?.. Дадут вам в полку отпуск на три месяца?
- Думаю, что дадут.
- В таком случае, мой вам совет, господин капрал. Выждите условленные полгода, Бог с ними, а затем набирайтесь смелости, берите отпуск – ну, скажем, для устройства личных дел – и поезжайте к ней, поезжайте… Не предваряйте письмом, просто положитесь на удачу.
- Но…
- Чем вы рискуете, мой славный Леон? В лучшем случае получится приятный сюрприз, в худшем… хм… неприятный. Исходов два, не правда ли?

«В последний раз я видел тебя почти два года назад, Эльза. Должно быть, ты сильно изменилась за это время – выйдя замуж, молодые женщины быстро меняются. Моя покойная мать говорила: потому что их переполняет счастье. А я хочу верить, что ты счастлива, Эльза. Иначе я не посмел бы…».
Леон запнулся. Чего бы он не посмел? Писать ей? Клясться в вечной дружбе?
«Дорогая Эльза, иногда мне кажется, что лучше было бы нам навсегда остаться детьми и не ведать забот серьезнее, чем разбитая кукольная чашечка. Помнишь, как ты плакала, когда на детском балу в Митаве какой-то неуклюжий толстый мальчишка оттоптал тебе оборку?».
- C’est ici, monsieur , - сказал Леону вызвавшийся в провожатые переводчик из посольства, который взялся показать приезжему немцу дорогу. Леон, скверно говоривший по-французски, немедля смутился и лишь кивнул, не рискуя отвечать. Пока он раздумывал, дать ли провожатому денег и не сочтет ли этот русский плату за услугу оскорбительной, тот отошел, оставив Леона в одиночестве перед домом.
«Добрый день, господин атташе, по долгу службы меня занесло в эти дикие края, как вы поживаете, да, кстати говоря, как здоровье моей дорогой кузины?..».
«Помнишь, Эльза, как мы бегали по саду наперегонки, и как ты обижалась, когда тебе не удавалось меня догнать, сколько бы не твердили взрослые, что я тремя годами старше? Твоя матушка, смотревшая за нами, сказала: стыдно плакать, глупенькая Кати, девочке не пристало тягаться с мальчиками; подумай, как Леону будет обидно, ежели ты его обгонишь – но когда мы побежали вдругорядь, я сделал вид, что подвернул ногу и никак не могу за тобой угнаться, и ты так счастлива была тогда…».
«Добрый день, господин атташе, по долгу службы меня занесло в эти дикие края, здорова ли моя дорогая кузина?».
«Помнишь, Эльза, как ты огорчилась, когда меня определили в школу, и обещалась даже отрезать волосы и ехать за мною следом, переодевшись мальчиком? Несколько дней, до самого моего отъезда, мы тайком копили сухари и орехи на твой побег и в уголку даже мечтали о том, как будем вместе учиться и вместе потом выйдем в полк… Впрочем, не знаю, с чего вдруг военная служба показалась тебе такой привлекательной – неужто только из-за меня? Ты всегда была воплощенная женственность. Помню, в детстве ты никогда не разделяла со мной игры в солдатики и как-то раз даже спрятала мою оловянную сабельку, чтобы она не казалась мне притягательней твоих игрушек».
«Добрый день, господин атташе…».
- …могу ли я видеть фрау Эльзу?
- Здравствуйте, господин капрал, - герр Гюнтер помолчал. – Жаль, что вы проделали такой долгий путь впустую. Моя жена скончалась родами. Ребенок тоже.
- А…
- Третьего дня похоронили. Зайдите в дом, я отдам вам письма.
Югенау медленно выложил на стол пачку писем, перевязанных ленточкой – и, похоже, приготовленных заранее. Неужели ждал визита? Поразмыслив, дипломат прибавил к ним еще одно.
- Я нашел его в молитвеннике, который Эльза привезла с собой из Митавы. Оно не дописано, но… полагаю, вы имеете на него право.
«Не думай, что я изменюсь. Поверь, брат, я - все та же Эльза, с которой ты когда-то играл в детстве. Меня не изменило горе - наша разлука. Неужели же меня изменит радость, великий дар Господа нашего?»
Леон, не владея собой, стиснул письмо в кулаке.
- Если захотите побывать на могиле, мой слуга вас проводит, - отозвался Югенау из соседней комнаты. – У Эльзы должен был родиться сын. И… думаю, вам будет приятно узнать, что она хотела назвать его в вашу честь.


Автор: Полли Перкс
3 место
Голосов: 13
Просмотров: 710
 
Анонсы статей
Опасности для ребенка на Новый год? Педиатр рассказала, на что стоит обратить особое внимание
Новый год — это зима, когда наступают холода и выпадает много снега. При этом под бой курантов все выскакивают на улицу запускать фейерверки: в тонких...
Послеродовое пеленание женщин - что это такое?
Четверть века назад родители отказались от пеленания младенцев, а в наши дни уже их дети пришли к идее послеродового пеленания матерей. Если вы еще ничего...
Что делать, если тебе подарили собаку
Некоторые всерьез считают, что маленький щенок – это идеальный новогодний подарок для любого. Но такой сюрприз может оказаться большой проблемой ...
Как поститься? Полезно ли есть сухари?
Наступил Великий пост, и перед многими встал вопрос: чем бы перекусить? Можно ли позволить себе употреблять в пищу сухари?...
Реклама
Последние сообщения
[ 1275 ] От овуляции до задержки 07:26 от: EvgeshaLapushka
[ 15553 ] Королевские дома 28 02:17 от: Вологжанка
[ 63 ] ОГЭ для особых детей 00:48 от: secret secrets
[ 6443 ] Январята-Февралята 2022 23:50 от: Наталёчек
[ 5401 ] Поступаем в ВУЗы 2023 23:10 от: Joki
Скин форума: Перейти на версию для мобильных
Сейчас: 29 мар 24, 07:40
Рейтинг@Mail.ru Индекс цитирования
Мнение администрации сайта может не совпадать с точкой зрения авторов статей и других материалов, опубликованных на сайте. Помните, что в вопросах здоровья вас и ваших детей нельзя полагаться на советы, данные заочно по интернету!
Перепечатка и использование материалов сайта и сообщений из конференций РАЗРЕШЕНЫ только в интернете при наличии активной ссылки на MATERINSTVO.RU и с указанием имен авторов!
Использование фотографий ЗАПРЕЩЕНО без письменного разрешения их авторов!
Политика конфиденциальности и обработка персональных данных