Как массовая истерия вокруг «групп смерти» отражается на жизни отдельно взятой семьиЖенщина была откровенно взвинчена, девочка — мрачна и прятала глаза под челкой. Из-под челки торчал аккуратный носик с пирсингом.
— Покажи доктору руки! — почти взвизгнула женщина.
— Не буду! — огрызнулась девочка и поддернула длинные рукава свободной кофты.
— И не надо! — сказала я и обратилась к женщине. — Расскажите, в чем проблема.
— Нет у меня никаких проблем! — рявкнули из-под челки. — Это у нее проблемы, ее и лечите!
— Вот! Вот так она мне все время и хамит! А я за нее каждый день беспокоюсь! Ночами не сплю!
— Щазз доктор тебя вылечит!
— Брэк! — сказала я, так и не придумав, кого правильнее было бы выгнать из кабинета — мать или дочь. Вроде бы по всем признакам — мать. Но вдруг девочка не напоказ, а действительно очень негативна и я не сумею ее разговорить? Тогда ведь так и не узнаю, в чем дело, кроме уже известной мне аутоагрессии. Режет руки или прижигает сигаретами? Наверное, первое — сейчас это в моде. Второе было модно во времена моей юности — у меня с тех пор на запястье очень характерный шрам, помогает при случае установить контакт с аутоагрессивными подростками.
— Вы материал в «Новой газете» читали? — спросила мать, вытаращив и без того большие глаза. — Про группы самоубийц?
— Читала, — кивнула я. — Очень профессиональное, безнравственное вранье. Сляпанное из всего подряд строго по пропагандистскому методу доктора Геббельса.
— Это как? — явно растерялась мать.
— «Чтобы в ложь поверили, она должна быть ужасающей. Мы добиваемся не правды, а эффекта», — процитировала я.
Девочка выглянула из-под челки. Глаза у нее оказались такими же большими, как у матери.
— Но я же боюсь… — жалобно сказала мать.
— Разумеется, — согласилась я. — Для того и писалось. Но у вас есть личные основания?
— Да, да, конечно, — заторопилась женщина. — Она же еще в позапрошлом году все время говорила, до всего этого: «Зачем только ты меня родила? Лучше бы меня вообще не было! Я бы прямо сейчас с собой покончила, если бы не боялась!» И вот теперь везде про это пишут, и говорят, и в школе объявление повесили, и я у нее в телефоне кита видела!
— А ты не лазай в чужие телефоны! — прикрикнула дочь. — Меньше будешь знать — спокойнее поспишь!
— Я у тебя этот чертов телефон вообще заберу и в помойку выкину!
— Только попробуй!
— Мне учительница прямо на собрании сказала: «Вы особо обратите внимание, вы ее руки видели? Потом же поздно будет спохватываться». У нас специальное собрание было, им из департамента распоряжение прислали…
— Это давно известный феномен, по крайней мере, со Средневековья. Называется — массовая истерия.
Мне показалось, что мать уже рассказала все, что знала.
— Выйдите, пожалуйста, — попросила я ее.
Женщина неохотно поднялась — девочка опять выглянула. Глаза тревожно блеснули. Оставаться без матери было явно срашновато.
Инге 14 лет. Значит, когда она заговорила о самоубийстве, ей было всего 12. Рановато для социальных подростковых разборок. Да и для роковой любви тоже. Проблемы в семье?
— Довести до самоубийства через интернет невозможно, — сказала я, когда мать вышла.
— Правда? — удивилась Инга.
— Правда. У нас очень мощный, глубоко встроенный инстинкт самосохранения. Ты же уже большая все-таки, телевизор смотришь, читаешь что-то, вокруг глядишь — знаешь, какие у людей случаются несчастья, трагедии, ужасы.
— Да, конечно, — серьезно сказала девочка.
— Но никто от всего этого массово не самоубивается. Очень сильно нужно раскачать ситуацию, чтобы это произошло. И сделать это можно только в реальном мире.
— А чего же тогда все говорят?..
— Не знаю. Может, хотят какие-нибудь интернет-гайки закрутить, может, кто-то хочет денег или пиара, а может, просто дурость помножилась на нечестность и чье-то реальное несчастье.
— Да вообще-то мы с друзьями в инете смотрели — нам тоже кажется, что это лохотрон, потому что все ссылки как-то по кругу ведут или в никуда. Вроде как и нет ничего. Но ведь с чего-то же началось! Бывает же…
— Бывает. Ты, наверное, не знаешь, что такое тамагочи...
— Конечно знаю! — вроде как даже обиделась Инга. — Мне его дядя показывал, у него с детства остался. Только он не работал, батарейка села.
— Ну вот. Когда-то эти тамагочи были в моде, все дети за ними днями напролет ухаживали, а где-то — в Японии, кажется, — какой-то ребенок после «смерти» своего питомца выпрыгнул из окна. Представляешь, что тогда говорили и писали?
— Легко! Запретить совсем этих страшных тамагочи!
— А как ты думаешь, почему он выпрыгнул?
— Ну, наверное, с ним что-то было не так и он из-за чего угодно мог. Может, были проблемы в семье. Или с головой.
— Именно. Точка инициации массовой истерии всегда есть. Здесь тоже вроде была какая-то несчастная девочка из депрессивного городка и неблагополучной семьи. Но бог с ней. Ты-то до всего этого про самоубийство говорила. Мать ведь не врет?
— У меня-то реал, как вы и говорите, — Инга снова спряталась под челку.
— Что в реале?
— Мать, когда с отцом разводилась, была совсем никакая. А я учусь плохо. И она со мной уроки делала. А я математику еще туда-сюда, а русский и английский совсем не понимаю. И память у меня плохая. Так она меня вот так за волосы хватала и по столу возила и орала: «Чего тут непонятного, бестолочь?! Сколько мне еще и с тобой мучиться!» Мите, младшему брату, тоже доставалось, но меньше, он малыш все-таки, она старалась сдерживаться. Ну мне и захотелось… чтоб уж никто больше не мучился. Я, конечно, не смогла бы на самом деле, боялась очень, инстинкт, как вы сказали, но хоть просто попугать ее, чтоб отстала. Потому что совсем край был. Я уже вообще ничего не соображала, в школе меня все больше ругали, подружкам стыдно было признаться, да от двоечников нормальные дети еще и шарахаются. Меня тогда как раз интернет и спас, кстати.
— Как? Расскажи.
— Я там девушку одну встретила. В одной группе. Взрослую уже, ей 23 года было. Я пожаловалась, что мать меня как блин уже раскатала, а она мне в ответ рассказала, что у нее тоже родители приблизительно в этом возрасте развелись, а она на отца похожа (я, кстати, тоже, только глаза от мамы) и любила его, и мать ей все время так сквозь зубы цедила: ты такая же никчемная, как твой папаша, и мне в наказание за мою глупость досталась, что я ним вообще связалась. И ты, как и он, никогда ничего в жизни не добьешься, потому что глупая и слабая. И как она плакала и тоже хотела с собой покончить, а потом решила наоборот: фиг вам всем, и делала уроки по 12 часов, и стала хорошо учиться, и красиво одеваться, и следить за собой, и девочки захотели с ней дружить, и мальчики ухаживали. А теперь она уже институт закончила и работает в хорошей фирме, и с третьего курса подрабатывает, и отдельно от матери квартиру с подружкой снимает. И молодой человек у нее в Москве — через год они собираются пожениться. И я решила, что тоже должна им всем сказать: фиг вам, не дождетесь! Я ей так благодарна — она ведь меня тогда просто спасла, я с ее помощью зубы стиснула и проползла как-то…
— А теперь?
— Теперь-то мать отошла, давно уже. Она вообще-то не злая, только нервная. И уроки со мной давно не делает, и мужика себе нашла, и Митька-бандит подрос, в школу пошел — она уже его дрючит. Но, видать, чувство вины ее теперь по случаю нагнало, — девочка криво ухмыльнулась. — Вы уж ей как-нибудь объясните про интернет, ладно?
Я выразительно поддернула рукав своего джемпера.
— Да это ерунда, дурость! — отмахнулась Инга. — Как-то тут накатило просто, двоек нахватала, с парнем поссорилась…
— Сброс зеленых крокодильчиков?
— Ну да! (Я поняла, что она знает мой любимый анекдот.) Да мы и помирились уже!
— Ну и слава богу, — кивнула я. — Давай сюда мать, буду с нее зеленых крокодильчиков стряхивать.
* * *
— Ваша дочь Инга сказала, что вы вообще-то не злая, просто нервная. Из этого и будем исходить, — сказала я беспокойно ерзающей в кресле женщине. — Начнем, пожалуй, с чувства вины…
https://snob.ru/selected/entry/122237Николай Молчанов: «Синий кит» и конфеты с лезвиями. Как живут и распространяются городские легендыКандидат психологических наук Николай Молчанов — о том, почему игра «Синий кит» стала мемом и что делает его таким жизнеспособным
Страшилки, которые меняют наше поведение
Вы замечали, что знакомые наших друзей часто живут более интересной жизнью, чем сами друзья? Большинство наиболее сногсшибательных историй, которые мы знаем, происходили именно с ними — с кем-то, кого знает наш друг. Или о ком ему рассказали.
У меня, наверное, недостаточно информации из первых рук, чтобы анализировать реальную ситуацию с игрой «Синий кит», заявленной целью которой якобы является доведение детей до самоубийства. Но могу осторожно заметить, что цифра 100-300 погибших детей, фигурирующая в разных источниках, кажется подозрительно высокой, так как, будучи достоверной, эта ситуация привлекла бы самое активное внимание даже первых лиц государства.
Но ее активно обсуждают в интернете и школах. Потому что она интересна и вызывает любопытство. Я далек от мысли, что «Синий кит» — это очередная городская легенда, однако эта игра обладает очень схожими чертами с некоторыми историями–страшилками, которые пронесли свою популярность через десятилетия.
Начиная с середины 1960-х годов в США стали циркулировать слухи о садистах, которые перед Хэллоуином прячут лезвия бритв в конфеты и сладости, предназначенные для раздачи детям. На следующие десять лет такие слухи стали своего рода традицией Хэллоуина: родители проверяли сладости, которые дети приносили домой, госпитали на добровольной основе просвечивали сумки с конфетами на рентгене. Спустя четверть века опрос ABC показал, что более 60 процентов родителей продолжают считать, что их ребенок может стать потенциальной жертвой хэллоуинских злоумышленников.
В 1985 году выяснилось, что вся эта история — миф. Два социолога, Джоэль Бест (Joel Best) и Джераль Хориучи (Gerald Хориучи) изучили все инциденты, произошедшие в Хэллоуин, начиная с 1958 года. Они не нашли ни одного случая, когда бы детям был причинен вред при помощи «заминированных» сладостей. Другими словами, история существовала на протяжении 30 лет, повлияла на поведение миллионов родителей и даже изменила законодательство: два штата, Калифорния и Нью Джерси, приняли законы о специальных наказаниях для «отравителей конфет». И все произошло в прямом смысле на пустом месте. Но это не повлияло на распространение легенды, ей уже более полувека и она продолжает жить.
Возможно, вы также слышали страшилку про кражу почки – когда человеку подмешивают снотворное в коктейль и он приходит в себя в ванне, наполненной льдом, рядом с которой лежит телефон с номером спасательной службы. Впервые я услышал эту историю еще в 1990-х от своих сокурсников. И да, ее тоже подавали как случившуюся со знакомым знакомого. Интересно, что это даже не российская, а американская легенда. Она существует в десятках версий, но, как правило, всегда присутствуют общие детали: отравленный напиток, ванна, наполненная льдом, и звонок в службу спасения.
Дальше:
https://snob.ru/selected/entry/122243
Довести до самоубийства через интернет невозможно, считает Екатерина Мурашова
11 апр 2017, 11:29
А то что ни тема то "караул" то "приплыли" 
![[?]](style_images/view.gif)
