незарегистрирован
|
Приветствую всех свято верующих в существование инклюзивного образования в бутовской школе 1961. Можно, я эту веру развенчаю? Спасибо.
Я — та самая Настя, которую доблестный труженик пера Алексей Олейников в своей статье обрисовал бедненькойнесчастненькой девочкой. Впрочем, он отчасти прав. С момента, когда он брал у меня типа-интервью для этой статьи, прошло 10 лет. Впрочем, на интервью это было мало похоже. Человек видел перед собой больную, но адекватную девочку-подростка (так уж получилось, что коварный диагноз отразился только на моём передвижении. Визуально произвожу впечатление инвалида после травмы, но не дцп) и пытался вытрясти что-то сокровенное, делая чуть насмешливый акцент на том, что больной человечек старается жить как все — с кем-то дружит, чем-то увлекается. Конечно же, от инвалида всегда ожидают абсолютной откровенности в беседе (они же, типа, все такие няшечки, всех любят и ко всем по умолчанию расположены, ага). Но мне так не хотелось говорить с посторонним о своей жизни, что я местами привирала.
Теперь про школу: всё то время, на протяжении которого я училась там (с 4го класса по 10й, 2002-2009г.) там не было учителей, способных чему-либо научить любого ребёнка, а тем более, способных работать с больными детьми. Когда я училась на дому, они могли прийти ко мне не более одного раза за четверть; чаще всего просто "прогуливали" мои уроки, не предупреждая и не аргументируя это. Иногда просто бессовестно врали, говоря, что приходили, но никто не открыл им дверь или же не сработал домофон. Хотя, в учебные дни родители (как минимум, кто-то один из них) были дома и ждали прихода учительницы, из-за чего довольно часто срывались их собственные планы и важные дела. Приходилось просто сидеть и ждать "у моря погоды", боясь отлучиться из дома, даже если в этом была крайняя необходимость. Однажды был эпизод, когда учительница обещала прийти в 14:00, а пришла в СЕМЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА. Вот просто так захотелось её левой пятке.
А если и приходили, то любой урок выглядел так: 30 минут — болтовня о чём угодно с моей мамой, 10 минут — оскорбления в мою сторону и реплики вроде "ты, наверное, по жизни ничего не делаешь, только сидишь дома и телевизор смотришь", "у нормальных детей времени нет, а у тебя его завались, ты же не ходишь", 5 минут — объяснение материала. Помимо этого, частенько можно было услышать от них фразы (дословно): "да не нужны мне эти надомники, не хочу я к вам ходить, мне за урок у надомника платят всего 40 рублей — что мне эти 40 рублей, погоду сделают?", "таких детей бессмысленно учить, они всё равно в будущем ничего полезного сделать не смогут" и прочее.
Также эти (прости, Господи) учителя не стеснялись высказать своё "фи" относительно подарков, которые покупала для них моя мама на день учителя, 8 марта и другие праздники. Конфеты (далеко не самые дешёвые) — "да мне их девать некуда уже, дарят все и дарят, что мне теперь их, задницей есть?". Какие-то бытовые вещицы (полотенца, например) — "И зачем мне это нужно?". Ручки — "ой, мне такими неудобно писать!". Всего у меня было 6 учительниц. И моя мама по 2-3 раза в год покупала 6 подарков (на пенсию ребёнка-инвалида, ага), и после этого ещё и претензии выслушивала. Разумеется, никто не заставлял её делать эти подарки, но, знаете ли, родители детей-инвалидов очень наивны. Они сами как дети. И моя мама полагала, что благодаря этим подаркам учителя будут хотя бы почаще приходить ко мне; чаще, чем пару раз за четверть!
Была лишь одна неравнодушная, умная, тактичная учительница, которая лишь один раз за всё время пропустила урок со мной (по веской причине, предупредив). Она преподавала мне русский язык и литературу. Никогда не слышала от неё унизительных фраз. Она с огромной теплотой относилась ко мне, стремясь научить, действительно НАУЧИТЬ всему, что знает сама. Она переживала за меня, за моё будущее, и поэтому была очень мудра и учила очень добросовестно. Потому что (барабанная дробь) у её дочери тоже инвалидность, достаточно серъёзный диагноз, также влияющий на качество жизнт. И человек знал, ЧТО это такое. Кстати, она и на подарки нормально реагировала — благодарила. И видно было, что ей не очень-то удобно эти подарки принимать, поскольку она знала, что материальное положение таких семей оставляет желать лучшего. Эта учительница стала буквально родной для меня и моей семьи — мы могли по душам поговорить, чаю попить, обсудить что-то. И уж она-то ни на секунду не сомневалась в том, что знания мне нужны в дальнейшей жизни.
Хитро*опый директор, то ли умеющий вовремя "включить дурачка", то ли действительно им являющийся, пардон, клал на то, если ли в школе надлежащие условия для инвалидов или нет. Около здания школы даже не было спуска для инвалидных колясок. Вместо него — высокий бордюр. Лифта в школе также не было. Позднее установили подъёмник для колясок, но он постоянно ломался. Неоднократно случалось так, что ученик-колясочник на час-два застревал на этом подъёмнике... А директор... Ему не инклюзивное образование было нужно. Ему был нужен PR, чтобы школу, а главное — его разжиревшую физиономию — показали по телевидению.
В последний школьный год (после 10 класса) я сменила образовательное учреждение (по причине безалаберности "пидагогав"). И должна была идти в 11-й класс. Но в процессе прохождения вступительных испытаний (проверки знаний по всем предметам) выяснилось, что школьную программу 10-го (а также нескольких предшествующих классов) я не знаю. За исключением, естественно, русского и литературы, которые мне исправно преподавались той самой учительницей, которая знала мою ситуацию изнутри.
В итоге, пришлось мне вместо одиннадцатого пойти вновь в десятый класс. Учреждение, кстати, было инклюзивным, с применением дистанционных технологий, но я приезжала и на очные занятия, проводя в стенах школы целый день. И оно весьма серъёзное, туда не берут работать "кого попало". Вот там работали действительно умные, талантливые, добрые педагоги, умеющие найти подход и к здоровому, и к нездоровому ученику. Сколько они все в меня вложили души, знаний, человечности своей... К тому же, помогли поверить в себя и раскрепоститься. Лифт, подъёмник, пандусы и спуски для колясок возле здания школы — всё это было. А главное — работающие там педагоги старались приучить здоровых и нездоровых ребят к взаимодействию друг с другом: организовывали различные мероприятия; групповые уроки, в которых участвовали по 2-4 ученика и дискутировали меж собой...
И, честно говоря, у меня было ощущение, что училась я лишь первые 3 года в начальной школе (не 1961) и последние 2 года в вышеупомянутой школе. Всё то время, что я числилась в 1961, я, можно сказать, не училась. Эти годы просто выпали из жизни. Школьные годы "чудесные"...
Шумихи вокруг этой типа-инклюзивной школы в своё время было немало. Из меня и ещё одного ученика (который, в отличие от меня, совсем не мог ходить и передвигался на коляске, из-за чего посещение школы было для него особенно трудной задачей) просто сделали подопытных крольчат. Приводили нас на уроки, где мы сидели вместе со всем классом. Мы на протяжении примерно полутора лет по несколько раз в неделю посещали эти уроки, но спросили нас за это время полтора раза. Учителя предпочитали спрашивать здоровых ребят, видимо, полагая, что нам знания ни к чему или мы их не усваиваем.
В школу неоднократно приезжали телевизионщики. Как наши, так и зарубежные — например, из Китая и США. Снимали про нас репортажи, брали интервью, звонили по телефонам с намерением "поговорить". А автор вышеупомянутой статьи — г-н Олейников — и вовсе пришёл ко мне домой. Хотя, на тот момент я уже решительно не хотела давать никаких комментариев по поводу того, как я, якобы, учусь в этой школе вместе со всеми. Кстати, в ещё одной статье о инклюзивном образовании в этой бутовской школе был привеён якобы мой комментарий по отношению к ситуации: "Я хочу в школу! Мне скучно дома и я хочу учиться вместе с моими подружками!". Во-первых, я говорила прямо противоположное — не пойду в школу, хочу продолжать учиться дома. А во-вторых, "подружками" мои одноклассницы мне никогда не были. Они и здоровались-то не всегда, если встречали меня на улице. но речь не о том...
О моём нежелании общаться Олейникова предупредила и моя мама. Однако, он настоял на своём: "Тогда мы с ней просто поговорим о жизни". Ну, в итоге этого разговора журналист решил, что моя настоящая жизнь — в интернете и тетрадках, куда я записываю свои стихи. Мне не хотелось говорить с ним о том, в чём реально состоит моя настоящая жизнь. Пусть она не была столь насыщенной и радостной, как сейчас (всё же, тогда мне было 14, сейчас — почти 25, и многое изменилось), но как-то не хотелось говорить о своих друзьях, хобби, увлечениях, окружении с человеком, который полагает, что всего этого у больного ребёнка не может быть.
Интересный факт — в процессе беседы с журналистом Алексеем Олейниковым я сказала, что хочу стать журналистом (он спросил о будущей профессии). На что он ответил: "О, мы будем коллегами?" и подленько заулыбался) А потом начал мне рассказывать про литературный институт — дескать, раз уж ты пишешь много — поступай в литературный. Выпросил у меня ссылку на мой тогдашний интернет-дневник, цитата из которого (про друзей, испытания, мечтательность) приведена в этой статье.
Однако... мы коллеги. Я окончила журфак. Могу сказать, что в ВУЗах реально есть инклюзивная среда — во многих из них учатся инвалиды. И ВУЗовские преподаватели гораздо умнее школьных — им и в голову не придёт унизить человека в коляске или на костылях, невнятно говорящего или слабослышащего. И именно благодаря таланту моих институтских преподавателей (которые, все, как на подбор — мудрые, человечные и добрые) я смогла добиться успехов, стать смелее, приобрести опыт работы в известных СМИ и почувствовать себя просто человеком. А не тем больным-но-хахаха-адекватным существом, каким увидел меня Алексей Олейников.
-------------------------------------
Сказали "спасибо": 0 раз(а)
|