http://www.nsad.ru/index.php?issue=11§...cle=230&print=1Вадим Олегович Лопухин 15 лет руководит родильным домом при городской клинической больнице №70. По образованию акушер-гинеколог, специалист по кардиологической патологии и неотложным состояниям у беременных и рожениц. Кандидат наук, доцент кафедры акушерства и гинекологии Московского государственного медико-стоматологического университета. Автор более 130 научных работ.
Вадим Олегович — потомок древнего княжеского рода Лопухиных. О своей врачебной деятельности он рассказывает так: «За всю почти тысячелетнюю историю нашего рода я — первый врач. В этом был Промысел Божий. Когда я заканчивал школу, я тяжело заболел. Меня парализовало.
А тогда для того, чтобы попасть в технический вуз, нужно было быть физически здоровым, не говоря уже о военных училищах. Выбор был — или педагогический, или творческий, или медицина. Художником я себя не видел, педагогом становиться не собирался. Осталась только медицина. Поступить мне было не трудно, потому что в школе я учился хорошо по всем предметам. А раз я поступил — надо учиться, а раз учиться — надо хорошо учиться. А раз уж я закончил хорошо пять курсов, так что ж, зря старался? Значит, нужно идти туда, куда сложнее попасть. Меньше всего народу брали в акушерство. А раз попал в акушерство — не просто же сидеть на месте, я и стал заниматься наукой. Это фамильная черта. Нам прививали с детства, что если Господь тебя поставил на то место, куда Ему было угодно, то нужно заниматься этим делом серьезно и добиваться совершенства».
— На ваш взгляд, акушерство — это мужская профессия или женская?
— Акушерство — строго иерархическая система, прямо как церковная. А еще это можно сравнить с армией, потому что здесь тоже с появлением вышестоящего начальника ответственность полностью перекладывается на него. Я, можно сказать, последняя инстанция, решение, принятое мной, последнее.
Акушерство — это постоянное невероятное эмоциональное напряжение. У тебя в руках две жизни, и ты до последнего момента не знаешь, что с ними будет. Ведь все наши методы исследования и контроля приблизительные. Пока мы в руки ребенка не взяли, мы ни в чем не уверены. Все время соотношение жизни и смерти колеблется.
И так по несколько часов кряду. А нервы все это время у тебя на пределе.
— Так мужское ли дело милосердие?
— Да это общечеловеческое дело! Это не национальная и не конфессиональная черта, не половое различие. Милосердие — это внутреннее состояние, которое с детства закладывается.
И среди мужчин есть люди немилосердные, и среди женщин тоже, процентное соотношение примерно одинаковое.
— Что такое, на ваш взгляд, мужественность?
— Ответственность за свои поступки.
Это простая, бытовая мужественность. Плюс должное отношение к окружающим, независимо от того, в какую ситуацию ты попадаешь. Такой мужественностью, конечно, может обладать и женщина. И зачастую женщина, особенно в нашей державе, оказывается более мужественной, чем мужчина. Женщина в России всегда тащила все тяготы жизни на себе.
— У вас подчиненные в основном женщины?
— В родильных домах и в акушерско-гинекологической службе вообще больше женщин, хотя это неправильно. Акушерство — тяжелая мужская работа. Физически и морально. К тому же по количеству времени, отдаваемого этой работе, женщина очень много отрывает от семьи, от детей. К несчастью, среди женщин, работающих в акушерстве (и акушерок, и врачей), много не устроивших личную жизнь.
У акушера по пять-семь дежурств в месяц. При нашей системе человек не идет домой после дежурства, а работает по 32 часа. Допустим, в девять у вас начинается рабочий день, с утра до трех вы занимаетесь своими больными. Потом заступаете на дежурство и с трех до девяти утра дежурите и оказываете неотложную помощь. А потом еще остаетесь на следующий день — больные ведь остаются — и только потом идете домой. Через два-четыре дня вы снова должны пройти этот цикл. Устроить личную жизнь просто некогда, а если кто и устраивает, то супруг или супруга часто не выдерживают такого ритма.
Так что сейчас эта специальность подразумевает работу в женском коллективе. Например, наша женская консультация — одна из крупнейших в Москве, и в ней нет ни одного мужчины. В роддоме — четверо мужчин на 18 врачей-акушеров, среди педиатров — один мужчина на десять женщин. А работать с женщинами-пациентками да еще в женском коллективе — для этого нужно иметь определенный навык.
— Может ли мужчина сопереживать рожающей женщине, понимать ее?
— Я всегда говорю своим докторам, что женщин нужно любить и жалеть. А женщины зачастую относятся к женщинам более жестко, чем мужчины. Женщины-врачи считают, что они больше знают, больше испытали и поэтому имеют на это моральное право.
Мужчина, конечно, не всегда может представить себе внутренние переживания женщины. Хотя, когда много работаешь с женщинами, психология меняется. Когда я, допустим, прихожу в хирургию и представляю себе, что я работал бы с пациентами-мужчинами да еще и в мужском коллективе, страшно становится. Совсем другой образ мыслей, разговоры, культура речи. У меня, например, это вызывает раздражение.
Беременных женщин надо просто понимать, хотя у многих женщин во время беременности возникают эмоциональные сдвиги, и это может довести до умопомрачения. Но опять же к этому привыкаешь.
рис. Дмитрия ПЕТРОВА— Как вы себя ощущаете, присутствуя при родах?
— Роды — это акт мистический. Важно, кто находится в этот момент рядом с женщиной, кто принимает ребенка, с каким настроением он его принимает и как процесс родов проходит. От этого зависит и судьба ребенка. Есть врачи — прекрасные профессионалы, и руки у них золотые, но их нельзя подпускать к акушерству. Ведь все эмоции, которые испытывает врач, принимая роды, передаются матери и ребенку. Поэтому я всегда за то, чтобы из родов не делали трагедию, а воспринимали как естественный процесс. Наша задача — создать атмосферу. Не нагнетать напряженность, а разрядить ситуацию, даже при тяжелых родах.
— Как вы утешаете рожениц?
— Это зависит от человека. Кого по голове поглажу, за руку подержу, расскажу что-нибудь. К тому же о роженице надо всегда проявить заботу. Буквально в мелочах — принести воды или шоколадку дать. Человек сразу же расцветает. Или сказать: «Знаешь, милая, у нас тут еще и душ есть, и зеркало, можно себя в порядок привести, а не только зацикливаться на процессе родов».
— Вы хорошо относитесь к присутствию мужа при родах?
— Это сложный вопрос. Я был врачом, когда родились мои дочери, и имел возможность присутствовать при родах, но у меня не было такого желания. Мне это неприятно. Моя дочь будет скоро рожать, я могу контролировать ее роды, но стоять над душой до последнего момента я не буду.
А если говорить о других — я считаю, что это хорошо. Ничто так не дисциплинирует персонал, как наличие постороннего человека. Кроме того, женщине в родах нужен помощник и эмоциональный, и физический. Это может быть мама, муж или сестра. Да и время идет быстрее, если она не одна. Акушерки могут помочь в критический момент, могут проявить заботу, но они чужие. А здесь нужно тепло близких рук.
Вообще, я за партнерские роды. Но главное, чтобы муж был подготовлен. Он должен быть участником процесса родов, знать приемы обезболивания, помочь женщине принять определенные позы, уметь ее подбодрить, а не быть наблюдателем. Для этого есть специальные занятия.
Бывало, мужчины на родах в обморок падали, а у нас пол мраморный... Люди странные бывают — приходят на роды как в кино. А ведь роды длятся по 16-18 часов. Нужно взять с собой воды попить, сухариков или шоколадку. Другие, наоборот, собираются как в поход — с рюкзаками. А однажды пришел ко мне дяденька с вопросами о родах на бумажке — сто два (!) вопроса набраны на компьютере. Вот как проникся человек!
— Сколько вы приняли родов за свою врачебную практику?
— Не считал. Сейчас я редко принимаю. Меня зовут в трудных случаях, когда больная либо уже в критическом состоянии, либо близка к этому.
А раньше бывало по 20 родов за дежурство.
— Неудачные роды у вас были?
— Конечно, были. У кого не было. По молодости ведь думаешь, что ты все знаешь, все умеешь. Это потом, лет через пять, профессия заставляет тебя понимать, что ты в общем-то ничего не знаешь.
— Как вы относитесь к домашним родам?
— Все зависит от традиции в конкретной стране, от медицинской культуры населения. Если эти традиции подразумевают домашние роды — пожалуйста. Здоровая женщина может родить где угодно, она должна сама родить. Ведь роды — акт физиологический. Если же с ней что-то происходит, значит, она нездорова, либо неблагоприятное стечение обстоятельств. Но здоровых людей становится все меньше и меньше. К тому же если женщина выросла в стране, где дома рожать принято, она с детства к этому готовится. В Голландии, например, до 50 процентов женщин рожают на дому. Но они-то к этому привыкли, у них есть специальные акушерки. Раньше и в России так было. А при нашей нынешней системе здравоохранения, в многоэтажных домах, где не работают лифты, и может не быть воды, и некому помочь, это небезопасно.
В православной среде это сейчас модно. У православных стремление рожать дома связано с убеждением в том, что все происходит по воле Божией. Но не нужно забывать, что в Православии учитывается и воля человека. Следует исходить из целесообразности. Если решили рожать дома, нужно к этому готовиться с самого начала и чтобы тебя готовил акушерский персонал, который потом и участвовал бы в этом.
— Кроме врачебной практики у вас еще есть административные обязанности...
— Долгое время я занимался тяжелыми больными и в административную работу не лез. А потом рухнул Советский Союз, пришлось закрыть роддом на капитальный ремонт, отремонтировать его, снова открыть. И вот тут потребовались административные навыки, которые во мне, наверное, были заложены генетически. Удалось собрать новый коллектив и создать хороший имидж родильному дому. У нашей больницы было очень хорошее название — Спасо-Перовский госпиталь мира и милосердия. Поэтому у нас в основном православный коллектив. Потом больницу, к сожалению, пришлось переименовать.
Я не карьерный администратор и пришел на эту должность, минуя все степени карьеры. Поэтому у меня нет внутренней суровости, которой обладают многие администраторы. Некоторые, может быть, считают, что это слабость. Я же, наоборот, думаю, что сила в том, чтобы хорошо обходиться с людьми, понимать их и соблюдать баланс сил, не доводить сложные ситуации до конфликта, не орать на всех и не расставлять по углам. Тем более что в медицине этого просто НЕЛЬЗЯ ДЕЛАТЬ. В медицине нужно культивировать морально-этические и душевные отношения, а не только административно-хозяйственные.
— Как вы относитесь к своему дворянскому происхождению и княжескому титулу?
— С большой долей скромности. Мне с детства в голову вложили, чтобы я никогда ни к кому с этим не приставал, а если уж спрашивают — не отпирался. У меня сохранились анкеты деда для поступления на работу. В графе «социальное происхождение» он даже в самые страшные годы указывал: «потомственный дворянин», а в графе «чем занимались до революции» отвечал: «земледелием». То есть помещиком был. Он говорил, что надо заслужить, чтобы тебя называли Лопухиным, иначе можно превратиться в картошку. Я спрашивал:
«А почему в картошку?» — «Да потому, что у картошки самое дорогое уже в земле».
Когда я принимаю какое-нибудь решение, даже административное, я думаю, как к этому отнеслись бы мои предки и как отнесутся потомки. Лет через сто какой-нибудь ученый начнет интересоваться Лопухиными и найдет: «Вадим Олегович Лопухин». А вдруг он скажет что-нибудь нелицеприятное обо мне? Это очень дисциплинирует, потому что ты понимаешь, что спрятаться не удастся. Но предки и помогают тебе. Я их постоянно чувствую, буквально физически. Я знаю, что за меня есть молитвенники, среди них и святые.
— Вы десять лет были первым вице-предводителем Российского дворянского собрания. Расскажите об этом.
— В 1990 году, еще при советской власти, мы создали Дворянское собрание. Это было важным этапом моей жизни. Я обещал это деду, который с детства приобщал меня к фамильным традициям. Мое поколение последним могло вернуться к этому, потому что я, уже будучи взрослым, застал живыми тех, кто родился не только до революции, но и в конце XIX века. Эти люди росли в другое время и получили другое воспитание. Когда они умирали, мне было 25-30 лет. Моя старшая дочь их помнит, но она была тогда еще ребенком. А на меня они еще успели повлиять, и это влияние очень выражено.
Это были не только Лопухины, это были родственники, друзья, круг которых сохранялся. Советская власть провела селекцию таким образом, что дворяне женились на дворянках, потому что при советском режиме князья никому в семью были не нужны. И дворяне вынуждены были жениться между собой. Межсословные браки в основном стали появляться в 40-50-х годах.
Я пообещал деду собирать материалы о послереволюционных Лопухиных. До революции все ясно, наш род известный, и были специалисты, которые Лопухиными занимались. А период с 17-го по 90-е годы был совсем неисследованным, и двадцать лет я занимался поиском судеб и связей разбросанных почти по всему миру Лопухиных. В итоге практически все восстановил.
— Как Лопухины пережили послереволюционное время?
Дед и отец Вадима Олеговича: Михаил Иванович и Олег Михайлович Лопухины. 1936 г.— Господь хранил. На момент революционных событий было семь ветвей Лопухиных. Из семи ветвей пять были пресечены во время революции, в гражданскую войну. Двум семьям сохранившихся Лопухиных удалось эмигрировать. В России осталось всего тринадцать носителей фамилии, они дали только пять человек потомства, из которых лишь двое мальчиков. Одним из них был мой дед Михаил. Когда произошла революция, ему было 16 лет. Он мне всегда говорил, что был еще двоюродный брат Владимир, который во время гражданской войны потерялся. Когда мы стали искать родственников, оказалось, что мой дед и его брат жили в Москве на расстоянии двух километров друг от друга. Дедушкa в период революции уехать не смог, потому что у него как раз в декабре умер папа. Старший брат был на фронте, главой семьи стал мой дед Миша. У него на руках были мама и сестры, младшей из которых был один год. Поэтому они никуда не уехали и до 24-го года жили в имении, но, конечно, не во дворце. Крестьяне к ним очень хорошо относились и даже содержали их. У моего деда был с детства товарищ в играх — казачок Ваня. Они были настоящими друзьями, родители Миши даже обучали их вместе. В гражданскую войну они потерялись. В 1924 году, когда мой дед жил в Калуге, его никуда, ни на какую работу не брали. Взяли только сторожем, он стоял где-то на улице под грибком и охранял склады. Вдруг его находит его друг Ваня, который, как социально близкий элемент, уже был при чинах. В то время стали образовываться машинно-тракторные станции, одна из первых была в Калуге. И искали людей, которые разбирались в технике. У родителей моего деда в имении были машины, и благодаря Ване Миша прямо из-под грибка попадает на место заместителей одной из первых машинно-тракторных станций в стране. Дед мой так и не получил специального образования, но при этом руководил крупнейшими совхозами.
Папа сохранился тоже чудом. Он был капитаном дальнего плавания, хотя никогда в жизни не думал становиться моряком. В 1937 году он окончил семилетку. Всю родню кругом сажают и расстреливают, и бабушка отправляет его на поезде в Херсон и говорит: «Алик, ты поедешь учиться на моряка». Потому что его надо было убрать из Москвы. Но спрятали не очень удачно, потому что папа попал как раз на войну. Он воевал и в пехоте, и в горных стрелках. Когда началась война, он уже заканчивал училище, ему оставалось несколько месяцев практики. Практику он проходил на судне, которое торпедировали немцы. Из всего экипажа выжил только папа. Двое суток он плавал в Средиземном море на доске, но спасся. Потом попал в горные стрелки на Туапсинский перевал, где как раз высадилась дивизия «Эдельвейс». Там папа просидел полтора года и чудом остался в живых. В 1943 году он окончил наконец уже бакинское училище, и его отправили в Архангельск, где он плавал в конвоях. То есть попал еще в одну мясорубку. Практически без охраны, часто на старых дореволюционных судах ходили в Англию и Америку за грузами. Потом он еще попал в высадку десанта в Норвегии, когда впервые в истории военных действий десант высаживался торговыми судами, потому что только торговые моряки знали, как пройти во фьордах. А в 1948 году, в 24 года, он становится самым молодым капитаном дальнего плавания на Севере.
— Про вас рассказывают, что вы сами водопровод чините в своем роддоме. Это что — хобби?
— Нет, просто в детстве всему учили. Говорили: «В лагере все пригодится». Я даже какое-то время подрабатывал сантехником. И сейчас, действительно, при необходимости ремонтирую краны, мебель, оборудование в роддоме. К тому же пока там дождешься специалиста...
— А как относятся к этому пациенты?
— Никогда не забуду: потек кран, я пришел ремонтировать. А тут тетенька рожает. Заведующая родблоком ко мне подходит и говорит: «Вадим Олегович, тут у нас с пациенткой кое-какие проблемы, вы не посмотрите?» Я закончил чинить кран, переоделся, пришел в родзал. Давайте, говорю, посмотрим, что и как. Она как закричит: «Вы что, с ума сошли — слесаря мне привели!» Ей говорят: «Это не слесарь, а главврач». А она: «Вы что! Он же только что кран ремонтировал!»
Интервью с мужчиной акушером-гинекологом, Главврач роддома при 70-ой ГКБ
10 фев 2006, 09:55
Очень душевное интервью 
Жаль, даже и не знала, что там такой замечательный главврач. К сожалнию, мне с врачами там не очень повезло 
