Поезд уносил Владимира из родного Загряжска в Москву. Уезжать не очень-то хотелось, но попробуй сейчас найти работу в маленьком городке! Чтоб не за три копейки на дядю батрачить, а так, чтобы жить можно было. Одеваться стильно, а не как лох в секондовские обноски. Гитару хорошую купить хочется. Да и вообще жить как человеку. Нет, такие деньги только в столице поднять можно.
Володя дремал на верхней полке, а поезд поддакивал в такт его мыслям: «Так, так, так».
За окном проносились леса, подернутые желтой осенней дымкой, луга с пожухлой, побитой первым заморозком травой.
В столицу поезд приехал вечером. Курский вокзал поразил Владимира своей бестолковостью и величавостью. Несмотря на опустившиеся на город сумерки, сотни людей куда-то спешили, куда-то бежали. А еще все это скопище людей гудело, подобно разворошённому улью. У Володи с непривычки аж закружилась голова. Казалось только на одном вокзале людей столько сколько он не встречал за всю свою прошлую жизнь. И в первый раз проскользнула малодушная мысль: «А стоит ли? Не напрасно ли я сюда приехал?» Но, оглядевшись, он успокоился: «Ничего. Прорвемся».
У выхода с вокзала стояли несколько потрепанных жизнью теток неопределенного возраста с табличками «сдам комнату», «жилье посуточно». Наугад выбрав ту, что показалась посимпатичнее, уже через пятнадцать минут Володя ехал с ней на метро до Выхино. Дальше на каком-то автобусе. Минут через сорок Марья Андреевна показывала ему его комнату. Как-то это было непривычно и казалось таким нереальным. Совсем не такой мечталась ему столица. Потрёпанная пятиэтажка. Исписанные стены подъезда. Обшарпанная комната. Старые, еще явно советские обои. Продавленная кушетка. Обшарпанный письменный стол и такого же вида шкаф. «Ну, ничего, это только на первое время. Устроюсь на работу – переберусь в квартирку посимпатичнее», - утешал он себя.
С этой мыслью он мгновенно отключился, провалившись в черную глубину сна.
Проснулся, когда за окном было совсем светло. За стеной кто-то ходил, чем-то гремел. Там была своя жизнь, чужая и незнакомая.
Следующие несколько дней Владимир потратил на поиски работы. Казалось бы, задача несложная, но странная выходила арифметика. Вакансии были, но если из предлагаемой зарплаты вычесть стоимость жилья, то на жизнь денег почти и не оставалось. Даже меньше, чем в Загряжске.
И тут случилась беда. Вечером заболела голова, а утром он уже лежал в бреду. Как Марья Андреевна вызвала скорую, как везли в больницу, он не помнил. Смутно в памяти виднелись какие-то капельницы, уколы…
Когда Владимира выписали из больницы, уже лежал снег. В карманах легонькой, осенней, продуваемой всеми ветрами куртки не было ни копейки. Голова кружилась от только что перенесенной болезни и голода. Володя побрел сам не зная куда. Чувство отчаяния и одиночества все сильнее охватывало его. Никому в целом мире он не нужен. Никому нет до него никакого дела. Умри он сейчас – никто и не заметит. С такими невеселыми мыслями он добрел до какого-то скверика. Дальше идти сил совсем не было, и парень рухнул на скамейку. Темная липкая пустота захлестнула его сознание, и Володя отключился. Из забытья его вывел настойчивый старческий голос:
- Молодой человек! Молодой человек, с Вами все в порядке? Вы живы?
Владимир открыл глаза. Перед ним стоял поп. Невысокого роста, лет шестидесяти, с бородой, в рясе и с небольшим, но блестящим крестом на груди.
Владимир смутился, он абсолютно не представлял, что ответить, как вести себя.
- Да, святой отец, - наконец произнес он, совладав с голосом.
- Ну ты парень даёшь! Ты бы меня еще падре назвал, - непонятно почему развеселился старик. – Меня зовут отец Владимир, а тебя как?
- Володя.
- О, тезки, значит. Ну, рассказывай, тезка, что с тобой приключилось. Хотя нет, давай лучше в кафешку зайдем. Там потеплее, да и перекусить не мешает.
То ли от тепла, то ли от вкусной и сытной еды Володьку сморило, и он, будто во сне, рассказывал совершенно незнакомому человеку о своей жизни, о своем отчаянии и одиночестве.
- Вот что, тезка, давай сделаем так. Поехали ко мне на приход. Перезимуешь, поработаешь у меня сторожем, подлечишься, а там весной дальше сам решишь, что да как.
- Можно, конечно, но только я неверующий. Совсем.
- Вот и договорились, - подытожил отец Владимир.
Как долго ехали на электричке, Володя не помнил – он спал. Но когда вышли на платформу, уже стемнело. Они пошли сперва по обочине дороги, потом по какому-то полю. Жидкая снежная каша чавкала под ногами.
Небольшой кладбищенский храм стоял на окраине села. Одинокий фонарь болтался на ветру, жутковато освещая церковный дворик. Но в сторожке, на удивление было уютно и по-домашнему тепло. Пахло жареной картошкой с луком.
- Ты давай располагайся, а завтра утром я тебе твои обязанности обскажу.
Обязанности были нехитрые. Вечером храм запереть, утром отпереть, растопить печь, снег почистить да воды наносить. Ну и, конечно, за порядком смотреть.
По ночам все было спокойно, ничто не нарушало тишины. Лишь во дворах перелаивались собаки да в отдалении гудели поезда. Время за обыденными хлопотами летело быстро и не заметно.
В ночь перед Рождеством он лежа на диванчике беззаботно читал книжку святочных рассказов. На старых настенных часах было уже далеко за полночь. В сторожке стояла тишина, лишь мирно потрескивал огонь в печке. Вдруг Володя уловил шум подъезжающей машины. Черный блестящий джип подкатил почти к самой церкви. Из него вышла, даже, скорее, выскочила, крупная дородная дама в черной, явно очень дорогой длинной шубе. То, что произошло дальше, сложно себе представить. Подбежав к дверям храма, она бухнулась на четвереньки и начала громко лаять! Володя не верил своим глазам. Тетка рычала и с ненавистью бросалась на дверь. Еще секунда – и вместо нее оказалась огромная черная собака с перекошенной от злобы пастью. Белая слюна клочьями летела из нее. Лай и вой стоял очень страшный. Казалось всё в этом мире исчезло и осталась лишь это порождение преисподней. Даже воздух наполнился какой-то ужасной нестерпимой вонью.
Володя решил тихонько прикрыть приоткрытую форточку, чтобы отгородиться и приглушить это адское нестерпимое действо. Но, видимо, собака услышала это. На несколько секунд она смолкла, словно учуяв его присутствие. Потом резко развернулась в его сторону и черной молнией метнулась на него.
- Господи, помилуй! - закричал Володька и свалился без чувств.
Отец Владимир стучал в дверь сторожки, но никто не открывал. Он уже почти отчаялся. Начинали собираться прихожане. Пора уже начинать праздничную Рождественскую службу. Вдруг дверь сторожки с силой распахнулась. На пороге стоял тезка с радостными, но полными смертного ужаса глазами и абсолютно седой головой.
- Христос воскресе! – почти завопил парень.
- Воистину воскресе, - только и выдохнул Пасхальное приветствие потрясённый священник.