Просто понравился рассказ, никогда подобного тут не публиковала, но показался рассказ не типичным.
__________________
Татьяна потопталась в нерешительности, потом всё-таки несмело присела на краешек деревянной скамейки. Виталька тут же отвернулся и, усердно сопя, стал ковырять пальцем крашеную доску. Татьяна видела теперь только его вихрастый затылок и оттопыренный завиток ушной раковины, красной, как пионерский галстук. Ох, надо же, она даже знает, что такое «пионерский галстук».
— Виталя, ну не обижайся. Я, не подумав, сказала… — она протянула руку к его плечу, но уронила её, не дотронувшись.
— А ты думай в следующий раз! — Виталик, угадав её движение, вредно дёрнул плечом. Не почувствовав на нём ожидаемой руки, оглянулся на Таню. Она, опустив глаза, расправляла на коленях складки своей белоснежной сияющей мантии.
— В следующий? — задумчиво спросила она. — Думаешь, будет он, этот следующий? Ей ведь уже тридцать шесть лет.
— Ой, да не хочу я знать, сколько ей лет, — Виталька снова разозлился. — Я вообще ничего не хочу о ней знать.
— Ну, ладно, ладно… — Таня примирительно погладила его по спине. От её ладони во все стороны потекли тёплые волны нежности и умиротворения, но Виталик и не думал успокаиваться.
— Таня! — он сбросил её руку со спины и стремительно повернулся. В его глазах стояли слёзы! — Как ты можешь?! Танечка, неужели тебе совсем не больно?! Разве ты не задаёшься вопросом: чем я хуже?! Почему не я?!
Татьяна смотрела на своего младшего братишку со смешанным чувством жалости, страха и горького отчаяния. За свои четырнадцать лет он так и не смирился, что та женщина, которую Таня про себя, несмотря ни на что, всё-таки зовёт мамой, не решилась их родить. Точнее, решила их не рожать. Их и ещё Аришку с Артёмом, семилетних двойняшек, красивых и застенчивых, с румяными щёчками и золотистыми кудряшками — истинных ангелочков. Не то, что Виталька — рыжий, весь в веснушках, уши торчат, бровей как будто и нет: ну, что это за ангел? А сама Таня? Тоже хороша — долгоногая верзила с прямыми, жёсткими, как щётка, чёрными волосами, и тонкими бескровными губами. Хотя, откуда ей взяться, крови-то? Они же, губы эти, бесплотные, как и все четверо не рождённых детей Светловой Марины, бухгалтера по профессии, тридцати шести лет от роду! Не родившая их мама.
— Понимаешь… — осторожно начала Таня, как бы ненароком ласково взяв Виталика за руку. — Я ведь уже взрослая… почти. И к тому же должна была быть женщиной. Вот… И я её… понимаю, как… ну, как женщина — женщину. В общем, я могу её понять и простить. И ты должен…
— Я?! — Виталик был поражён. — Я должен?! Я ещё что-то остался должен?!
Таня огорчённо вздохнула, поняв, что вновь сболтнула лишнее: брат снова завёлся! Виталик вырвал руку и прижал к своей груди.
— Я ничего не должен, — всхлипнул он почти по-настоящему, — и ты не должна. А тем более, Ариша с Тёмой не должны. Ты помнишь их? Какие они были?!
— Да… — Таня помертвела лицом и опасливо оглянулась на малышей: не слышат ли? Они не слышали, они сидели на соседней скамеечке, крепко держась за руки, и разглядывали прохожих, которые их, разумеется, не видели. Это был первый выход малышей на землю, Таня обещала показать им много интересного, но потом — когда старшие сестра с братом закончат все важные дела. Поэтому Арина и Артём сидели смирно и не капризничали, как и подобает настоящим светлым ангелам.
— В этом случае я действительно могла бы её осудить, но… нам ведь нельзя… —Татьяна, ища согласия, заглянула в глаза братишки. — Ты не забыл, кто мы? Нам нельзя испытывать… те чувства, о которых ты говоришь.
— Вот именно — нам нельзя. А я не хочу — нам! Я хотел родиться и быть человеком. Мочить пелёнки, агукать, первые шаги, первые зубы… Мяч с мальчишками, коньки зимой… Первая любовь, букетик подснежников… — Виталька быстро вытер глаза. Ладонь осталась сухой. — А вместо этого меня восьминедельным комком мяса швырнули в таз с кровавым месивом, потом отделили душу от плоти и заставили жить так, как мы живём: всячески оберегая ту, которая нас убила! Убила нас всех! — кричал он сестре в лицо, но Татьяна смотрела кротко и слушала молча.
— Не молчи, Таня. Не молчи! — Виталика давило изнутри такое безысходное горе, что оно изливалось из него колючим потоком тяжёлых осязаемых слов, и никто не в силах был остановить сейчас эту лавину скорби. — Ведь ты тоже! Ты тоже хочешь жить! Жить здесь, на земле, среди цветов, и воды, и деревьев, и людей… Не обманывай меня! И сама не обманывайся, Танечка. Неужели тебе никогда не хотелось попробовать, какое оно на вкус, молоко матери? Или заснуть в её объятиях? Или…
— Я уже выросла, Виталя, чтобы продолжать мечтать об этом, — дрогнувшим голосом прервала его Таня. — В какой-то момент я поняла, что назад дороги нет. Мы можем быть только теми, кем стали. Ты всё это знаешь: каждая земная женщина, сделав… это… обретает в лице не рождённых ею детей своих постоянных бестелесных спутников. Все мы будем следовать за ней всю её земную жизнь, а потом… встретимся, там, у нас… — Татьяна окинула братишку несколько удивлённым взглядом. Он слушал, не возражая, что само по себе уже было неким достижением, и Таня рискнула добавить:
— Виталя, я на самом деле могу понять, почему ни я, ни ты не родились. Могу сказать, если будешь слушать…
— Говори, — хмуро разрешил Виталик, взъерошив свои непокорные вихры.
— Ей ведь тогда… ну, когда я появилась в ней… ей всего-то семнадцать лет было, — Таня помолчала, подбирая слова. — Какие дети? В институт надо поступать, учиться… Нет, в глобальном смысле это, конечно, не оправдание, но чисто по-человечески понять можно… — она мельком взглянула на притихшего Витальку и, снова подивившись его молчанию, продолжила чуть увереннее:
— А ты появился как раз перед дипломом. Снова не до пелёнок, кашек и какашек. Надо искать работу, устраиваться в жизни. Да и отец твой… ну, это ты знаешь, я рассказывала сто раз…
— Ну, да, подонок и негодяй. Бросил беременную женщину, как он мог! — съехидничал Виталик, — а она чем думала? Таня! Она ведь всё сама решала! Ну, ладно, в случае с тобой я ещё могу допустить, что молодая была, глупая. Но ведь, когда я… Ей ведь уже почти двадцать три года было.
— Ой, да что такое двадцать три года?! Да ещё почти? — Таня вновь поднялась на защиту… мамы. — Не могла она тогда родить, пойми ты. Она осталась одна, близких – никого, мужа – нет, денег – нет. Профессия – есть, но ни работы, ни опыта… Это очень тяжело, Виталька. Нам не понять.
— Хор-рошо, — скрипнув зубами, процедил Виталик и оглянулся на малышей. — А насчёт двойняшек что скажешь? Давай, защищай! А я послушаю. Но только ты сначала вспомни, какими они попали к нам. Изорванные, расчленённые! Они ведь, не то, что мы с тобой, восьминедельные, им же уже по пятнадцать недель было. Ты помнишь?!
— Помню… — шепнула Таня. Перед глазами встала страшная картина, а в горле появился жёсткий комок (напрасно появился: ангелы не плачут) — И вот это мне тяжело объяснить… Карьера, наверное, стала не в их пользу решающим фактором… Опять же испугалась, когда узнала, что их двое, думала, что не потянут они с мужем. Ещё не зарабатывали так, как сейчас. В этом мире деньги значат очень много, к сожалению. Но ты видишь, как долго она тянула? Пятнадцать недель! Неспроста, значит, думала, всё прикидывала, взвешивала… Просто не сложилось…
— Не сложилось у неё, — зло произнес брат. — Зато теперь всё сложилось!
— Да, — просветлела Татьяна и искренне улыбнулась, — у неё будет замечательная дочка. Катей назовут, я уже узнала.
— Эх, Таня, Таня, — укоризненно покачал головой Виталик. — Откуда в тебе столько добра, я понять не могу? Если бы не ты, я бы уже давно её… или под грузовик кинул, или в реке утопил.
— Ты что?! — Таню передёрнуло. Она украдкой испуганно глянула вверх, но там было тихо. По вечернему небу плыли красивые, подсвеченные розовым, облака. – Ты что такое говоришь-то?
— Ну, да, нам же не положено. Всё время забываю, – язвительно сказал Виталька и встал, одёрнув свою белую, кургузую какую-то, тогу. – Ничего, мне простят, у меня испытательный срок. Я ещё не квалифицированный спаситель, так что не делай круглые глаза.
— Я не делаю… На самом деле я знаю, что ты не один такой, – Таня поболтала ногами под скамейкой и посмотрела по сторонам. – Знаешь, я иногда представляю себе, что будет, если все земные женщины вдруг каким-то образом узнают, что происходит с их не рождёнными детьми. Как мы трудно умираем, как нам больно и холодно… как потом проходим весь этот жуткий процесс очищения, оживаем духовно, учимся и становимся их ангелами… А как бы они удивились, узнав, что не все ангелы по сути своей хранители. Некоторые… только и делают, чтобы причиняют неприятности тем, кто их убил. Мстят… — боязливым шёпотом проговорила она запретное для ангелов слово. — А люди удивляются: как так, стараюсь, работаю, слежу за здоровьем, и всё прахом, почему? Нашей…– Таня осеклась, при Витальке она старалась не называть маму мамой. – Ей повезло, что у неё есть я! Иначе…
— Иначе мало бы не показалось, это точно! — Виталик оглянулся на серое здание роддома, перед которым они сидели. — Ну, что, скоро там? Мы ребятам обещали прогуляться.
— Да, уже минут сорок осталось, — Таня вздохнула и посмотрела на брата вопросительно. — Можно, я пойду… посмотрю?
— Иди уж, – пробормотал брат и махнул рукой. Таня, просияв, исчезла. Виталик подошёл к двойняшкам. Ребятишки заулыбались, переглядываясь, и спросили хором:
— А Таня далеко ли полетела?
— Вернётся скоро, — голос Виталика был тёплым и душевным, совсем не таким, каким он разговаривал с сестрой. Он присел перед малышами на корточки и погладил их переплетённые пальчики. — А мы с вами пока составим план дальнейших действий. Как Таня освободится, так…
Виталька не успел договорить, как из пустоты рядом с ним буквально вывалилась Татьяна и, дёрнув его за рукав белого одеяния, закричала не своим голосом:
— Виталя, быстрее! Я не справлюсь одна.
— Что?! Что такое? — Виталик вскочил и схватил сестру за руки, — что произошло?
— Она не может! Не может родить, — чуть не плача (но только чуть, ангелы ведь не плачут), выкрикивала Таня. — Я помогу ей, конечно! Но ребёнок… Маленькая… Маленькая совсем девочка, слабая, ей не справиться… А у меня не хватит сил на обеих. Понима… — и вдруг оборвала саму себя, наткнувшись на торжествующий взгляд брата. И всё поняла. — Ты… нет?
— Я – нет, – ухмыльнулся Виталик. – А ты — да?
— Да…
— Давай, удачи! – Виталик неожиданно рассмеялся (удивительно, плакать не могут, а смеяться – сколько угодно) и позвал детей:
— Тёма, Ариша, пойдёмте! Погуляем без Тани, она очень, очень занята.
Малыши проворно соскочили со скамейки и, не выпуская рук друг дружки, пошли вслед за старшим братом. Таня растерянно смотрела им вслед. Потом неуклюже повернулась и растворилась в воздухе.
Сил у Марины не было уже никаких. Сознание тоже периодически покидало истерзанное тело. Вокруг шуршали какие-то неясные тени, слышались приглушённые обрывки фраз, шелестящие отголоски… Марина то проваливалась в зыбкую горячую топь, то возносилась к потолку лёгкой холодной тенью. В один из таких разов она вдруг наткнулась на некрасивую девушку, с любопытством и тревогой смотревшую на неё. Марина открыла было рот, чтобы спросить, кто она и зачем тут, но девушка опередила её:
— А ну, марш обратно, — неожиданно твёрдой рукой она с силой выпихнула Марину назад, в кошмарную реальность, длящуюся уже без малого десять часов. Туда, где из Марины вытекла уже, казалось, вся кровь, а её ребёнок так и не желал появляться на свет.
— Я помогу тебе, — девушка в белой одежде оказалась тут же, рядом, и положила руку на лоб Марине. — Давай, мама, соберись с силами! У тебя всё получится.
— Мама? — то ли сказала, то ли подумала Марина. Перед глазами завертелись разноцветные круги. — Почему ты говоришь мне… Аааааааа!
— Давай, давай, ещё немножечко, — девушка сжала её руку и, заставив открыть глаза, заглянула ей прямо в душу. Марине показалось, что всё её тело преисполнилось живой энергией. Ей уже не было больно и страшно. Девушка не отводила взгляда, и Марина, держась за него дрожащими зрачками, сделала над собой нечеловеческое усилие… и вдруг с неимоверным облегчением почувствовала, как что-то горячее и упругое отделилось от неё… И опустошило нутро, но сразу же неизвестным доселе восторженным чувством наполнило её сердце. Первый ребёнок! Её маленькая дочка, какое счастье…
— Да она же сейчас умрёт, — Виталька насмешливо смотрел на неподвижное красное тельце, вокруг которого суетились врачи. — Помочь бы… Куда её, к нам? Или таких в другое место?
— Уходи… — Таня сидела на полу, не в состоянии подняться. Марину, так и не понявшую, кем была её спасительница, уже увезли из родильного зала. Новорождённая девочка до сих пор не закричала, но Татьяна ничем не могла ей помочь: она вконец обессилела. — Уходи, Виталик… Будь выше своих низменных чувств… Та, которую я… вопреки всему, люблю… она будет жить, я спасла её. Та, которая могла её убить, не выживет и без твоего… без твоей помощи… У меня нет больше сил, не заставляй меня страдать… Мне не справиться с тобой…
Виталик посмотрел на сестру долгим взглядом, потом повернулся и неспешно приблизился к столу, на котором лежала крошечная девочка. Врачи подключали к ней какие-то провода, устанавливали капельницу… пытались вернуть её к жизни, но жизнь неумолимо истекала из девочки невидимой для людей струйкой, делая её личико всё бесцветнее; веки, полупрозрачные губки и малюсенькие пальчики безнадёжно синели… Она так ни разу и не закричала. Виталька обернулся на Таню: она смотрела на него безмолвно, лишь в глазах стояли пеленой непролитые слёзы. А он будто бы раздумывал о чём-то. И вдруг лицо его сделалось непроницаемым, кулаки сжались, словно сами по себе. Виталик упрямо мотнул головой и решительно подошёл к столу вплотную.
— Нет… нет, не надо… — умоляюще проговорила Таня в спину брата. — Не делай этого, она сама…
Но Виталик не слышал её, он резко нагнулся к девочке — своей самой младшей сестрёнке, первой из них рождённой в мире людей, и… нежно поцеловал её в бледную щёчку. Девочка раскрыла глазки и громко заплакала! Врачи забегали вокруг внезапно ожившей малютки с удвоенной прытью.
Виталик подошёл к Тане и присел возле, протянув ей руку.
— Виталя… — Таня поморгала веками, прогоняя бесполезные слёзы, и положила в его ладонь свою. Легонько сжав пальцы в знак благодарности, слабо улыбнулась, — спасибо тебе, братишка… Я знала, что на самом деле ты добрый, отзывчивый ангел…
Виталька замер. Исподлобья бросил на Татьяну взгляд, полный изумления.
— Ещё чего! — Его губы искривились в презрительной ухмылке. — Ты сказала: «та, которая могла её убить»… Я решил дать девчонке второй шанс, только и всего. Полетели.
Источник
http://www.baby.ru/blogs/post/441333971-199997936/ 
Ангельское нетерпение
17 мая 2016, 19:04
![[?]](style_images/view.gif)
не реви, это просто рассказ)) 