Никон споткнулся об цепочку и упал, смачно так, всем телом прямо в эпицентр поселковой грязи. Дернуло же его перепрыгивать эту дурацкую цепь, протянутую между двумя столбами, чтобы машины не парковались. Он оглядел пальто, теперь уже не серое. Мама только-только достала его из весенних вещей. Конечно, пальто не пуховик, отстирается…наверное.

Он посмотрел на большие часы, висевшие на здании напротив. Поехать грязным через всю Москву или пойти домой? Никон с тоской еще раз окинул взглядом пальто, вздохнул и развернулся. «Надо позвонить Даше, сказать, что не смогу прийти» - подумал он. Ну не ехать же в кино со всем Дашиным курсом в таком виде. Пришлось бы выслушивать от нее… всякое. Конечно, она и по телефону сможет в течение получаса говорить ему, какой он неловкий, как он ее кидает, подставляет перед подругами.

Набирая Дашин номер, Никон подумал о том, как все изменилось. Говорят, так заканчивается «конфетно-букетный» период. Даша стала принимать его как должное, даже перестала хвастаться, какой у нее классный парень. И уже ее подруги привыкли к тому, что за Дашкой ходит симпатичный пацан на год младше ее. Хотя, они-то почти перестали его замечать, как только запомнили его имя.

«Раньше Даша была таинственной звездочкой», - подумал Никон. Он медленно шагал под непрерывный гвалт воробьев и теньканье синичек, держа телефон в руке, как будто не зная, что с ним делать. Солнце пекло так, что казалось – на улице лето. Сугробы, лед и лужи останавливали – еще март. С пальто капали почти черные капли, оставляя кляксы грязи на и так неидеальном снегу. Никон не замечал ничего вокруг. Он вспоминал, как все было раньше.

С Дашей они познакомились почти классическим образом. Столкнулся с ней, когда выходил из библиотеки. Его книги картинно полетели в одну сторону, ее – в другую. Он бросился поднимать ее книги, она – его… Так все и началось.

Он вспомнил, как однажды принес ей цветы. Решил пошутить, положил под дверь, позвонил и убежал. А Даша, открывая дверь, сдвинула букет, не заметила его и сильно обиделась на Никона. Он приходит, а букет все еще под дверью. Потом они долго смеялись над этим, вместе глядя на тот букет ярко-желтых нарциссов. Даша еще тогда удивилась, где он в январе нашел нарциссы. «Тогда я был готов принести все нарциссы мира к ее ногам» - подумал Никон.

Никон вдруг подумал, как давно он не слышал ее смеха. Впервые при нем она рассмеялась от его имени: «Никон? Тебя в честь фотика назвали, что ли? Почему не Кэнон? Тоже имя… почти». Про его имя многие спрашивали, но смеялась только она. Даже спустя полгода Даша иногда называла его Кэнон, а потом долго смеялась переливчатым грудным смехом, как всегда ему казалось, идущим из самой глубины ее души.

Он вспомнил, как впервые поцеловал ее. Она еще смутилась, залилась маковым цветом и, как девчонка, выбежала из комнаты, а он сидел на диване и думал, что же было сделано не так. Даша вскоре успокоилась и минут через пять вернулась, уже смеясь над своей застенчивостью и недавней неловкостью…

Навстречу Никону шли, улыбаясь, прохожие. Он не знал, смеются они просто так или над ним. Задумчиво глядя на телефон, Никон присел на скамеечку, стоящую возле раскидистой черемухи с голыми ветками. Даша никак не шла у него из головы. Воспоминания будто решили все проснуться именно сегодня.

Вот они с Дашей идут после кино. Там они сидели на последнем ряду, потому что так положено: все влюбленные сидят только там. Но они почти не целовались – кто же целуется во время боевиков! Но, надо сказать, тогда фильм выбирала Даша, он просто целиком и полностью одобрил ее выбор. Когда фильм закончился, Даша спросила: «Как ты думаешь, правильно ли то, что мы не ходим смотреть романтическую чехню? Может, мы ненормальные влюбленные?» А он ей ответил, что согласен смотреть только то, что она хочет. Хочет романтическое кино – будет ей романтика. И устроил снежный дождь. А когда они пришли домой, он ей честно включил романтическую драму с печальным, но светлым концом. После финала она расплакалась, и потом они еще полночи придумывали счастливый конец для этой истории. Романтика…

Подошла старушка, присела рядом, поставила большую клетчатую сумку на землю. Никон не особо обратил на нее внимание. Все его мысли вертелись вокруг их с Дашей отношений. Что он упускал из виду? Как все вернуть назад? Никон вспоминал каждую ее улыбку, каждое ее ласковое слово. И – вот ведь – он вдруг понял, что за все время их знакомства по большей части именно он являлся причиной ее улыбок, к нему были обращены ее ласковые взгляды. А он все реже и реже радовал ее. Никону вдруг захотелось свернуть для нее горы, лишь бы услышать ее «Кэнон, это мне?» и чудесный переливчатый смех. Грязное пальто вдруг показалось такой глупой и незначительной мелочью, что ему стало смешно.

– Юноша, купите цветочков даму порадовать!

Никон обернулся. Старушка, сидевшая рядом с ним, будто почувствовав его настроение, подала ему замечательную идею. Она предлагала ему купить цветы, появившись внезапно, как в волшебной сказке.

– А, простите, какие у вас есть?

– Тюльпанчиков немного, красненькие, розовые, белые, мимоз пара букетиков… а, вот еще… нарциссы, белые и желтые, по букетику тех и других осталось.

Это было как знак. Никон, забыв о состоянии пальто, чуть не уронив телефон, который все еще держал в руках, дрожа от нетерпения, вынул деньги.

– Можно желтых нарциссов, пожалуйста?

Старушка, не ожидавшая от юноши такой прыти, достала нарциссы.

– Двести пятьдесят, - сказала она. Никон отсчитал, сколько было надо и, как величайшую драгоценность принял цветы.

Он шел по улице. Навстречу шли, улыбаясь, прохожие. Тенькали синички, галдели воробьи. Снег, лед и лужи искрились под солнцем, а желтые нарциссы как будто были послами этого светила на Земле.

Почему-то вспомнился Блок:

«О весна, без конца и без края,
Без конца и без края мечта.
Узнаю тебя, жизнь, принимаю
И приветствую звоном щита!»

Никон набрал Дашин номер:

– Зая, привет! Я опоздаю немножко, только не сердись, пожалуйста. Да нет, ничего страшного, ничего. Прости, нет, не волнуйся. Да, я скоро буду. И я тебя. Пока, давай, ага, пока.

Как же он был счастлив услышать ее голос, узнать, как она волнуется за него, как его любит!

А старушка сидела на скамеечке и махала вслед Никону. А затем улыбнулась и исчезла.