Мистер Иттен умер.

Да-да! Ещё вчера он, как обычно, ехал на велосипеде за дневной порцией булочек, а сегодня…

Кухарка мистера Иттена, миссис Кунли, поднялась наверх, в комнату мистера Иттена, чтобы в который раз спросить, сколько кусочков сахара положить мистеру Иттену в кофе и, как всегда, удивиться, что три: «Как можно пить такой сладкий кофе? Не понимаю. Сахар ведь вреден для здоровья, сэр! И, к тому же, он такой дорогой!»

Однако на привычное пожелание доброго утра миссис Кунли никто не ответил. И на привычное “тихое постукивание” в дверь тоже. Миссис Кунли пожала плечами и рассерженным колобком спустилась вниз. Но время от времени мистер Иттен действительно подолгу спал по утрам, и миссис Кунли решила подняться чуть позже.

Но, и поднявшись спустя полчаса, и поднявшись спустя час, миссис Кунли ничего не добилась. Тогда она, набравшись смелости (и злости – столько туда-сюда бегать!), отворила дверь в комнату. И очень быстро захлопнула ее. Потому что мистер Иттен лежал странно вытянувшись на кровати в неестественной позе и с открытыми глазами.

Через час во всем доме суетились неприятные на вид люди в темно-серых пиджаках и в масках сочувствия, смешанного с равнодушием. Миссис Кунли бегала между ними и смотрела, как бы кто чего не разбил, не сломал, не испортил. А мистер Иттен лежал на кровати, теперь уже с закрытыми глазами (закрыл их один из людей в темных пиджаках), и весь его вид говорил о полном безразличии ко всему происходящему.
С похоронами решили не затягивать – все равно у мистера Иттена почти не было знакомых. Церковь никто не украсил, гроб был куплен самый-самый простой, а из пришедших – только миссис Кунли да несколько человек, случайно туда забредших.

Мистер Иттен лежал в гробу, убранный белыми цветами, с бледным лицом и… чуть дрожащими ресницами. И, когда миссис Кунли наклонилась над мистером Иттеном, чтобы отдать ему дань уважения прощальным поцелуем, она, как в волшебной сказке, коснулась его, правда, не губами, а вторым подбородком, и мистер Иттен – ожил! Он даже как бы несколько отпрянул от быстро приближавшегося лица своей кухарки. Миссис Кунли завизжала, насколько этот звук можно было назвать визгом. Мистер Иттен тоже издал подобные звуки, правда, по несколько другим причинам. Бедняга, не особо понимая, где находится, вообразил спросонок, что он женится на миссис Кунли, чему, по его мнению, подтверждением были парадный костюм, цветы и, собственно, миссис Кунли, пытавшаяся его поцеловать.

Под непрекращающийся поросячий визг миссис Кунли мистер Иттен вылез из гроба и, как ни в чем не бывало, отправился домой. Не обращая внимания на наличие венка из белых роз, надетого на его шею, в полной уверенности, что ушел с собственной свадьбы, которую (вот миссис Кунли выдумщица!) справлял лежа в гробу, он шел по улице и размышлял, каким образом миссис Кунли могла его сподвигнуть на это все, да еще так, что он сам ничего не помнит.

Придя домой, мистер Иттен нашел на кухне некое количество еды, которую миссис Кунли приготовила себе на обед. Несмотря на страшный голод, мистер Иттен не осилил и половины съестного и, радуясь тому, что избежал такой страшной участи, как быть мужем миссис Кунли, отправился к себе в комнату, снял парадный пиджак, венок из роз и лег спать.

Миссис Кунли, а также немногие свидетели чуда, произошедшего с мистером Иттеном, после громких и непродолжительных споров решили, что обо всем надо поведать прессе. Собственно, какие бы то ни было споры оказались короткими именно из-за миссис Кунли (с ней никто не решался спорить, потому что такой женщине даже возразить страшно), а посему все сошлись во мнении, что она-то и должна пойти и сделать сообщение в газету.

Несколько человек вызвались сопроводить миссис Кунли до ближайшей газетной редакции, чтобы известить газетчиков о произошедшем инциденте. Еще не старый, достаточно крупный швейцар (казавшийся, впрочем недостаточно крупным по сравнению с миссис Кунли) очень долго не хотел впускать простую кухарку в редакцию, но она ворвалась в здание, невзирая на его крики, разгоряченная, потная, с пылающими щеками и трясущимся вторым подбородком, внушая страх всем пытающимся преградить ей путь – и уверенность всем идущим за ней.

Она угрожающе заколыхалась над столом одного из журналистов, который просто не успел спрятаться. Несчастный, достаточно мелкий и тщедушный человечек, искренне не понимал, за что он так сурово наказан судьбой. Наказание же судьбы упорно твердило о чуде, произошедшем с неким мистером Иттеном, который якобы ожил на собственных похоронах. Журналистик молил о пощаде и клятвенно обещал прийти завтра утром, пока наконец миссис Кунли от него не отстала. Она гордо подняла голову и, бормоча, что мистер Иттен любит спать до половины десятого утра, величественно затряслась в сторону дома, проклиная в душе явную хлипкость и нервность нынешнего поколения.

Вернувшись, миссис Кунли обнаружила, что обед ее, как всегда, пришелся по вкусу мистеру Иттену, и даже съел он гораздо больше, чем обычно. Доев то, что осталось от ее обеда после мистера Иттена (хорошо еще, что осталось довольно много), она прилегла отдохнуть после этого долгого, трудного и удивительного дня.

Миссис Кунли так устала, что проснулась только следующим утром. Она сварила кофе, и тут в дверь постучали.

- Э-э.. Простите, пожалуйста, я, если помните, мистер Брайт, журналист, если помните. Вчера вы приходили по поводу… э-э… загадочного… э… ммм… происшествия с… э… неким мистером Иттеном… если помните… Чудо… Ожил… на похоронах, если помните… - под тяжелым взглядом миссис Кунли журналист угасал на глазах.

Миссис Кунли пропустила журналистика в дом и сообразила, что как раз именно сейчас ей пора идти будить мистера Иттена и, если мистер газетчик немного подождет, то мистер Иттен сам ему все расскажет.

Кухарка поднялась наверх и постучала. Затем постучала повторно. Затем, набравшись смелости, она отворила дверь.

Мистер Иттен лежал странно вытянувшись на кровати в неестественной позе и с открытыми глазами.

Мистер Иттен умер.