Осень длинными, плаксивыми мазками рисовала свои акварели. От избытка влаги деревья совсем разбухли, а листья стремительно теряли индивидуальность, превращаясь в безлико-бурую массу.

С каждым шагом шинель и винтовка весили на килограмм больше. Василич остановился: боль снова завела свою нудную песню. Солировала недавняя контузия, но и старые, полученные еще в Русско-Японскую, раны не отставали, жалуясь на сырость.

Поискал глазами Пашку. Вот упрямый малец! Тащил Василича на себе уже несколько километров. Или дней. Не разобрать. Умирать нельзя, хотя бы потому, что жалко Пашкиных усилий.

А что за сторожка там между деревьев? Покосившаяся крыша, дверь на одной петле. Василич хмыкнул:
- Спасибо, что ко мне передом.

Ба, да это ж родная изба! Лавки по периметру, белые занавески на окнах, огонек лампадки, сбивчиво исповедующийся перед иконой в красном углу. Запах томящихся в печке щей. Прислушался по привычке, что там мать в сенях? Когда уходил на войну, она была еще жива. Вот стукнет дверь, войдет она, кинет ведра на полпути, и тонкими, морщинистыми руками дотянется до колючей щетины:
- Петюня!
*
Лидия Захаровна ужасно злилась на себя. Совершенно непонятно, как она, заядлая походница, неоднократная участница Всесоюзной акции «Лыжня зовет», могла заблудиться. Но нужно признать: решив срезать через опушку, она потеряла лыжню. Снег здесь был глубокий, и сил почти не осталось. Холодало. Красноносое замерзшее солнце устало клонилось ко сну.

Выступить сегодня перед комсомольцами она не успевала. «Нехорошо, товарищ Иванова, - пожурила себя, - партию подвела». За елью показалась прогнившая хижина. Может, переждать там ночь? Пожалуй, она даже сможет пролезть в щель между приоткрытой дверью и сугробом. Внутри тепло и шумно. Да разве бывает в коммуналке по-другому? Вот мальчишка мчит на трехколесном велосипеде по коридору, ловко объезжая чужие тазы, коробки и чемоданы. Свара на кухне. Комната Ивановых. Прямо посередине круглый стол под абажуром, кровать родителей за ширмой и Лидочкина тахта в углу. Сегодня у них Беренштейны в гостях! Наконец-то можно спросить, куда они так внезапно съехали, не оставив обратного адреса.
*
Ужасно болела голова. Последнее, что помнил Юрка – это ухмыляющиеся лица молодчиков в кожаных куртках. Тех самых, что на прошлой неделе предложили «охранять» его только что открытый автосервис. Как Юрка оказался в лесу? Да еще на пороге своей «хрущевки»? Бестолковая у него комната, проходная, но такая любимая! Завалиться бы прямо в джинсах на диван, врубить Цоя на кассетнике и балдеть от разливающейся на улицах города весны.

*
Лизонька очень замерзла. Колготки были совсем мокрые. Лес в сентябре только притворяется летним, а ночами тут холодно, будто зимой. Может, Маша уже проснулась и ждет ее вон в той старенькой избушке? Точно ждет: слышно, как лает любимая Альда, и смеется веселый Лунтик.
*
Осень уже пела свои колыбельные лесу, уговаривая лечь спать. Деревья шумели, соглашались, но лишь с одним условием: непременно воскреснуть весной.