Мальчик у окнаЕсть у меня один знакомый редактор-мужчина. Он такие рассказы называет «Библиотечка «В дорогу сиротке».
Автор, у вас получилось вызвать жалость к мальчику. Моя рука тянется к кнопке «Проголосовать». Я не жестокий редактор-мужчина…Я ж тонкослезая мать.
…Снова тема войны.
Вероятно, витает в воздухе. Развивать мысль о том, почему это витает в воздухе, даже не буду, потому что и так все понятно – страшно, больно и… близко. Я даже была уверена, что появится такой сюжет в заявках.
Автор, о какой войне все-таки идет речь? О той или современной? Если о той (наводит на мысль упоминание фашистов, сирены), то почему мальчик идет в школу в шесть лет

Если о современной, то тоже не складывается на сто процентов.
Читатель от таких вещей подсознательно бесится.
Если так и задумано – бесить читателя, то это требует и особого исполнения.
По моему мнению, рассказ только выиграл бы, будь война в нем абстрактной. Какая-то война. Где-то. В прошлом, настоящем или будущем – не важно. Она всегда страшна и дети на войне – тем более, на все времена.
Структура произведения.
Четко выражены три части. Сон – пробуждение - жизнь «после сна».
Сон героини.Вот как автор хотел изобразить для читателя сон? Вот это от человека,
живущего в то время? Или с позиции нашей
современницы? В то же время читатель не должен догадываться, что героиня рассказывает о сне…
Как автор «поигрался» с этим?
На мой субъективный взгляд, когда конкретные картинки, действия, чувства соседствуют с повествовательной частью - это фальшивит. Ведь это же сон! Сон – прежде всего череда ярких (по цвету или эмоции) картинок. Не может быть во сне «прошло три года»", "девушка была блондинкой с зелеными глазами" и т.п. Во сне все в настоящем времени. Онлайн. (Я понимаю, что мне могут возразить, что во сне может быть что угодно, а у нас семь тысяч знаков). Эти три года должны подразумеваться. Но не озвучиваться. Читатель - большая умничка, не все ему нужно разжевывать. Надеюсь, я понятно объясняю.
Как выйти из этого положения? Уйти от повествовательнйо манеры. Дать ряд ярких картин. С цветом. Запахом. Эмоцией. Картина один – идет из госпиталя, видит мальчика. Мрачно. Темно. Жалко.. Картина два – вечер с лепешками. Ярко. Тепло. Надежда. Картина три - снова путь героини. Темно. Холодно. Но есть и Надежда. ….и бах! – окончание сна. Три ярких эпизода – и у сна появляется своя структура, законченность. И правдивость.
Пробуждение. Переход от сна к яви. Формально вышло неловко. Сирена или звон? Но настроению – верно. Контраст получился.
Жизнь «после сна». Концовка. Вроде и сильный эмоциональный посыл (автор весь текст нагнетал жалость, Сережу уже готовы усыновить все читающие – маленького, прозрачного, несчастного, голодного, замерзшего…), а что-то мешает.
Мне лично мешают детали. Конкретика. Про двоих детей мешает или что – не знаю.
Конкретика не всегда нужна. А она «гуляет» по рассказу. Например, зачем приведена фамилия мальчика? Что это дает читателю? Такая конкретика способна рассказать целую закадровую историю.
Приведу пример: предположим, в каком-то рассказе подразумевается оккупированный во время Великой Отечественной город, а мальчика зовут Боря Шифман. Все! В одной этой детали - целая трагедия. И больше ничего не нужно рассказывать. Потому что читатель все нарисует сам – и как погибла семья ребенка, и что он пережил, и какой порядочный человек приютившая его женщина, и как страшно неизвестное будущее… Да, зачем для читателя уточнять, что мама мальчика умерла? Это же и так ясно, между строк.
Хотя…если все же речь о современной войне – то даже не знаю, что и предположить.
Про «придти» и «запах перед глазами» не буду, думаю., разобрали и без меня. И так заметки получились по объему как «Мальчик», эх…