Каскадный · [ Стандарт ] · Линейный+ Одно стихотворение, меня тронуло

[АнаСтася]

Любимых стихотворений много...Но сегодня весь день в голове крутится это (одно из многих любимых стихотворений Осипа Мандельштама)

Жизнь упала, как зарница...

Жизнь упала, как зарница,
Как в стакан воды - ресница.
Изолгавшись на корню,
Никого я не виню.

Хочешь яблока ночного,
Сбитню свежего, крутого,
Хочешь, валенки сниму,
Как пушинку подниму.

Ангел в светлой паутине
В золотой стоит овчине,
Свет фонарного луча -
До высокого плеча.

Разве кошка, встрепенувшись,
Черным зайцем обернувшись,
Вдруг простегивает путь,
Исчезая где-нибудь.

Как дрожала губ малина,
Как поила чаем сына,
Говорила наугад,
Ни к чему и невпопад.

Как нечаянно запнулась,
Изолгалась, улыбнулась -
Так, что вспыхнули черты
Неуклюжей красоты.

Есть за куколем дворцовым
И за кипенем садовым
Заресничная страна,-
Там ты будешь мне жена.

Bыбрав валенки сухие
И тулупы золотые,
Взявшись за руки, вдвоем,
Той же улицей пойдем,

Без оглядки, без помехи
На сияющие вехи -
От зари и до зари
Налитые фонари.

[Давыдоffа]

Что тебе купить?
Сергей Викулов

…А мы, с войны пришедшие солдаты,
мы хорошо запомнили две даты:
во-первых, это день девятый мая,
тот самый долгожданный день, когда
закончилась вторая мировая,
ну а для нас — кровавая страда.
Мы вылезли из танков, из окопов:
за нами, оглянулись — пол-Европы!
И белый плеск “знамен”
с перил балконных…
Немало с той поры минуло лет,
но День Победы помним мы!
Как помним
и день отмены карточек на хлеб.
…В канун, должно, работали пекарни
всю ночь.
И вот с утра прибег я с парнем,
сынком,
ему тогда годочков восемь,
пожалуй, было…
Хлеба — завались!
А грузчики, глядим, еще подносят…
И вот мы до прилавка добрались…
— Ну, сколько вам? — спросила Кузьминишна.
— Две, — говорю ей, — две… не будет лишка. —
Не верю в счастье, брат ты мой, робею,
нежданную смахнул слезинку с век…
И чувствую себя я перед нею
как попрошайка, нищий человек.
Сую бумажку: — Две… не будет лишка. —
и слышу, что-то шепчет мне сынишка
и дергает тайком за край одёжки:
— Ой, пап! Ну, пап, купи еще одну! —
Трепещет весь, как воробей у крошки:
наголодался с матерью в войну.
И я обрел себя. Картуз на ухо:
— Ну что тебе еще купить, Колюха?
Вон пряники, конфетки…
На потребу
тебе и Ваське с Нинкою как раз…
Давай решай! —
А он в ответ мне:
— Хлеба! —
с буханок не сводя голодных глаз.
— Ну вот какой ты глупый…
Хочешь сушки?
Вон — кругленькие... Или же игрушки
посмотрим… Ну-ка! Эх, такие мне бы
тогда, когда я бегал в первый класс!
Так что тебе купить, сыночек?
— Хлеба! —
сказал он, не сводя с буханок глаз.
Я растерялся:
— Экой ты упрямый!
А хочешь карандаш, красивый самый?..
Не хочешь? Зря! Завидовали все бы!
Я, батька твой, такого не имел…
Так что ж тебе купить-то, парень?
— Хлеба! —
сказал он в третий раз.
И заревел.
С тех пор живет в душе моей забота,
когда наступит время обмолота.
Посматриваю часто я на небо,
на ржи, на ячменя вкруг деревень…
И вспоминаю:
Хлеба!.. Хлеба! Хлеба! —
сыночка просьбу
в праздничный тот день.


Сергей Викулов

[Давыдоffа]

Выпрями спину, дитя мое.Ну!
Простолюдины
Гнутся. Потуже корсет затяну...
Выпрями спину!
Если упала, расшиблась -не плачь.
Боль -только вспышка.
Каждой принцессе положен палач.
Спину, малышка!
В черную кухню ли, в келью, в петлю,
В обморок, в клетку..
Спину, дитя мое,- я так велю.
Выпрямись, детка!
Спину! Народ, как всегда, ликовал,-
Вон что творится..
На эшафот, или в грязный подвал,-
Спину, царица!
Если детей твоих, всех пятерых,
Девочек, сына..
Пусть тебе будет не стыдно за них.
Выпрями спину!
Значит, вот так- ни за что, ни про что-
Мальчика, дочек..
Господи, только б не вскрикнул никто!..
Спину, сыночек !..
09.06.2003.
Ольга Родионова

[Rita N]

Я уже устал от распада и тлена,
Хочется творить каждый день по весне.
Радугою выкрасить серые стены,
Чтобы белый свет не терялся в окне.
Я хочу любить, разве это так сложно -
Видеть вместо масок доверчивость лиц...
И тогда, наверное, станет возможно
Научиться жить у деревьев и птиц.

Все-таки весна - это чудо от Бога,
Тайна мирозданья в улыбке Творца,
А земная жизнь - это просто дорога,
Только долгий путь от креста до венца.
И в конце пути - ощущенье свободы,
Оттого, что там, где рождается новь,
За меня, дурного, над всем небосводом
Тело держат гвозди, а душу - любовь.

Сергей Трофимов

[Violin-Ka]

Аля Кудряшева.

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз — вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвёртый класс — то есть почти что старый. Шорты с футболкой — простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара — листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька — он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнётся, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче — ни то, ни это. Хлеб получёрствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестрёнка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде, они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, тёплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге — и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придёт в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя — с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. «Двадцать один», — бормочу сквозь сон. «Сорок», — смеётся время. Сорок — и первая седина, сорок один — в больницу. Двадцать один — я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждёт меня во дворе, кто-нибудь — на десятом. Десять — кончаю четвёртый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь — на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

[Элеммирэ]

Violin-Ka, здорово, правда? Мне просто невозможно нравится.

[Violin-Ka]

Элеммирэ, да вообще молодец девчонка! Такими простыми словами, и так чётко

[Элен Шато]

Услышала в юности, с тех пор оно самое любимое:

Анна Ахматова

Сероглазый король

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

"Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой".

Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:
"Нет на земле твоего короля..."


Ну и еще, гораздо проще:
Е. Грабовская
Я думала, что главное в погоне за судьбой -
Малярно-ювелирная работа над собой:
Над всеми недостатками,
Которые видны,
Над скверными задатками,
Которые даны,
Волшебными заплатками,
Железною стеной
Должны стоять достоинства,
Воспитанные мной.

Когда-то я так думала
По молодости лет.
Казалось, это главное,
А оказалось - нет.

Из всех доброжелателей никто не объяснил,
Что главное, чтоб кто-нибудь
Вот так тебя любил:
Со всеми недостатками,
Слезами и припадками,
Скандалами и сдвигами
И склонностью ко лжи -
Считая их глубинами, считая их загадками,
Неведомыми тайнами твоей большой души

[Mild]

очень тронуло....

Никто не готовил, сказали, бери, люби,
молочные реки, кисельные берега,
прижми поскорее младенца к своей груди,
не дай ему вырасти раньше, чем загадал,

не плачь, если жалко, натягивай сотни лиц,
чтоб только он знал, ты сильнее всех темных сил,
держись за него, если надо — воюй, дерись,
и делай все то, чтобы он тобой был любим,

еще, говорили, запомни, как хрупок мир,
в котором ты счастлив, когда он смеется так,
что все вымирает, сметает с лица земли
смешное, дурацкое, мелочное, пустяк.

забыли сказать об одном — с этих самых пор
ты больше не тот, кем ты был, принимай провал:
все то, что ты знал о любви — просто полный вздор,
о страхе — ты в принципе
знать ничего
не знал.

Евгения Багмуцкая

[drdoom70]

Муса Джалиль.

Их расстреляли на рассвете
Когда еще белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
И вдруг раздался голос детский
Наивный, чистый и живой:
-Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не упрекая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
"Чулочки тоже..?"
И смятеньем эсесовец объят.
Рука сама собой в волнении
Вдруг опускает автомат.
И снова скован взглядом детским,
И кажется, что в землю врос.
"Глаза, как у моей Утины" -
В смятеньи смутном произнес,
Овеянный невольной дрожью.
Нет! Он убить ее не сможет,
Но дал он очередь спеша…
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, а если б дочка
Твоя вот здесь бы так легла,
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты человек не просто немец,
Ты страшный зверь среди людей.
Шагал эсесовец упрямо,
Шагал, не подымая глаз.
Впервые может эта дума
В сознании отравленном зажглась,
И снова взгляд светился детский,
И снова слышится опять,
И не забудется навеки
"ЧУЛОЧКИ, ДЯДЯ, ТОЖЕ СНЯТЬ?"