***
Звонок разбудил Макса в половине восьмого утра. Хрипловатый голос с легким акцентом вежливо осведомился:
- Простите, я имею честь разговаривать с господином Субботиным?
-Ну, - буркнул в ответ Макс.
- Меня зовут Виктор Травинскас, - продолжил голос, - я из Межнациональной нотариальной Ассоциации, нам с вами крайне необходимо увидеться. Речь идет о наследстве. Если сможете, подъезжайте в наш офис, я продиктую адрес.
Господин Травинскас выглядел как типичный иностранец – суховатый, подтянутый, с дежурной улыбкой на ничего не выражающем лице.
- Вам что-нибудь говорит имя Михаил Колыванов? – спросил иностранец.
- А что, никак папаша объявился? – съязвил Макс, - сыграл в ящик и оставил миллиончик?
- Русский по происхождению, доктор Колыванов более двадцати лет прожил в США. Я имел честь быть не только поверенным в делах, но и близким другом Майкла… Михаила Николаевича. Свою жизнь он посвятил двум важнейшим для себя целям. Первой стала его работа. Он занимался реабилитацией детей с органическим поражением головного мозга. В сфере практической психологии имел безусловный авторитет. Своих пациентов он называл «люди с пограничным сознанием». Несколько лет назад вышла его книга, которая получила необычное для научного труда название «Танцующие над облаками».
А другим делом его жизни стали поиски женщины по имени Эва…
***
«… В тот день дед обещал выдрать меня как сидорову козу. За сломанный забор. А кто виноват, что у Петькиного велосипеда тормоза нерабочие. Путь еще радуется, что я, когда летел, только забор сломал, а не руки и ноги. Пока дед бушевал над порушенной оградой, я сбег подальше, за овраг, к соседнему участку, и решил переждать бурю, занявшись осмотром своих ссадин и царапин. А потом я увидел ее…
Вернее, я ее сначала услышал. Переливы тонкого смеха разлетались из травы подобно серебряному колокольчику. Обернувшись на звук, я увидел девчонку лет 12-13, которая смеялась от того, что какая-то букашка ползла по ее руке. Наконец, стряхнув насекомое, она встала и закружилась, воздев руки над головой и покачиваясь в такт ветру, будто сама собиралась оторваться от земли и взлететь, подхваченная внезапным порывом. Я остолбенел, мне было неловко подглядывать за нелепым танцем, но и уходить не хотелось. Вдруг девочка, заметила меня. Минуту мы молча разглядывали друг друга.
-Мне нельзя разговаривать с чужими, - заученно сказала незнакомка, - они могут обидеть меня и сделать мне больно. Так говорит мама.
-Да я это … я не трону, очень надо, – сконфуженно пробормотал я.
Девчонка вдруг улыбнулась:
-Я знаю. Ты хороший…
- Эва, - донесся высокий женский голос, - Эва, ты куда ушла, иди сюда немедленно.
В тот же вечер я узнал из разговоров взрослых, что соседнюю дачу на лето сняла семья из города. Они привезли сюда девочку с няней. И эта девочка больная. «Дурочка убогая, - вздохнула соседка тетка Галя, - вот ведь беда родителям, и зачем такие родятся, лучше бы Господь прибрал». Я не понимал, чем девчонка со странностями хуже других вредин или, скажем, алкоголика дядьки Матвея, который когда напьется, колотит свою жену, но ничего не сказал.
На следующий день я снова встретил необычную соседку с серебряным колокольчиком вместо голоса. Она сидела на траве, уставившись в небо. Я подошел и осторожно, чтобы не напугать ее, присел рядом. Но она и не думала пугаться.
- Ты видел танцующих над облаками? - вдруг спросила она.
-Нет…
-Смотри, - она откинулась на спину и потянула меня за руку, чтобы я сделал то же самое. Мы стали смотреть на небо, по которому плыли белые барашки облаков. - Там живут волшебные человечки, иногда они танцуют. Если долго смотреть, можно увидеть, как они весело прыгают по облакам.
От долгого вглядывания заломило глаза, я повернул голову и вдруг очутился нос к носу со странной девчонкой.
- Я Эва, – сказал она, - а тебя как зовут?
- Мишка.
Она запрокинула голову и опять рассмеялась своим заливистым смехом.
- Нет. Мишка – зверь, это большой и страшный, а ты… - она вдруг провела ладонью по моей щеке и от этого прикосновения меня словно током пронзило. – Ты добрый…
Весь вечер я проторчал в нашем сарае. И не зря. Гладко выструганная дощечка и два отверстия по краям наполняли меня чувством удовлетворения и гордости. У деда я выпросил моток веревки.
- Эва, смотри, что я принес! Сейчас приладим. - Перекинуть веревки через толстый сук ближайшего дуба было делом пары минут. - Это качели, не бойся, садись.
Ветер трепал ее белокурые локоны, синие глаза сияли восторгом, казалось, что ее маленькая бедная душа, будто трепетная птица, с каждым взлетом и падением взмывает к поднебесью и рушится в темные пучины.
- Я лечу! - кричала Эва, - В небо! Я буду танцевать над облаками!
Смешная девчонка стала странным наваждением моего четырнадцатого лета. Я приносил ей спелой малины и делал бумажных лягушек. Учил ловить губами тяжелые капли дождя. Она часто смеялась или смотрела на меня загадочным взглядом. Но иногда она вдруг начинала плакать, и тогда я терялся и убегал, а за Эвой приходила темноволосая женщина и уводила ее в дом. А потом к деду пришел хмурый высокий мужчина. Из их разговора мне удалось подслушать несколько фраз.
– …Больше никаких контактов, - говорил визитер. - Скоро ей придется привыкать совсем к другой жизни. Никаких знакомых, никаких друзей. Она никогда не будет как все. Надеюсь, мы с вами поняли друг друга…
В тот вечер дед не ругал меня даже за то, что я забыл натаскать воды с колодца. А почему-то погладил по голове и неопределенно сказал:
- Вот так вот, Мишка, вот так вот…
Через день я узнал, что родители Эвы, не дождавшись окончания аренды, уехали назад в город…»
***
Максим закрыл тетрадь, исписанную мелким профессорским почерком. Мельком взглянул на документы, по которым неизвестный доктор Колыванов оставлял ему свое состояние, акции, дом в Майами и клинику. Подошел к серванту и с пыльной полки достал старую фотографию. Единственное, что опекуны разрешили ему оставить в память о маме. Та любовь, которая не умирает, даже когда сердца, испытывавшие ее, перестают биться, та любовь, которой он никогда не знал, сейчас коснулась его легким крылом.
Умственная осталось не лечится. Но можно сделать многое, чтобы социализировать больного и дать ему относительно нормальную жизнь. Или существование. Под постоянным надзором. Однажды Эве все-таки удалось убежать из дома. Она до ночи бродила одна, вглядываясь в сумрачное осеннее небо. А потом в парке ее избили и изнасиловали трое пьяных подонков. Будь она обычной девушкой, свое изменившееся состояние она поняла бы сразу. Но когда округлившуюся талию заметили родители, для какого-либо вмешательства было уже поздно. Эва умерла во время родов, даже не успев подержать сына на руках. Ее родители так и не смогли принять малыша, несмотря на то, что все врачи уверяли, что ребенок здоров. Даже в сопроводительных документах в детдом, родственники ребенка, отказавшиеся от него, были записаны не как бабушка и дедушка, а как опекуны. Фамилию мальчик получил по дню своего рождения – Субботин.