...Стопка бумаг передо мной вдруг рассыпалась и превратилась в стаю галдящих сорок. Они летали по офису, нахально кружились над головой и стучали клювами по макушке. Внезапно одна уселась на стол и заорала: «ТЫ НАПИСАЛ ОТЧЕТ?! Я ТЕБЕ СКАЗАЛ, К ВЫХОДНЫМ ЧТОБ ВСЁ БЫЛО СДЕЛАНО»!
«А СЕГОДНЯ УЖЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ! ПА-па»!

...Папа?! Я открыл глаза.

- Вос-кре-сень-е! Пап, ты пойдешь со мной гулять? Обещал! – Василь, усевшись на край кровати, легонько похлопывал меня по волосам. Но сон сдаваться не хотел. Несколько мгновений еще, как в калейдоскопе, менялись перед глазами картинки – нахальная сорока и сын, весело пружинящий на матрасе. Наконец, сорока, хрипло крикнув что-то на прощанье, все же капитулировала.

Да, я обещал. Обещал уже который выходной. Но что я мог поделать? Жена грустно усмехалась: «Ох, и трудная эта забота – тащить папу из вечной работы!» Это воскресенье, как назло, выдалось таким смешливо-солнечным, весенне-жизнерадостным. А у меня не был готов квартальный отчет.

- Вась, а чем там с кухни пахнет, а? Ты уже позавтракал? Умылся? Кровать заправил? Иди, я пока тебе мультик включу, а потом погуляем... после обеда, а?
- Да ты опять весь день просидишь за бумажками своими! Смотри, там под окошками целое море, ты же мне обещал кораблики идти пускать.

И правда, прямо у подъезда начиналось море. Поблескивая, оно растекалось ручейками по всему двору, но, похоже, нисколько не мелело. Качели, турники, деревья тонули в нем, расплываясь в своем отражении.

Кофе показался мне безвкусным. Василь, усевшись напротив, подперев ладошками голову, многозначительно шумно вздыхал.

- Так ты пойдешь с Васильком гулять, или нет? – Света с охапкой грязных вещей заглянула на кухню. – Первый солнечный день этой весной, сходи, правда! Тем более, ты обещал ему кораблики.

Вчера за ужином сын сунул мне под нос старую фотографию. Мальчик в сером пальтишке, «петушке» и огромных резиновых сапожищах мерял лужу, держа в руках бумажный кораблик.
- Это ты, папа?
- Угу.
- А где этот кораблик?
- Не знаю. Уплыл, наверное.
- Куда?
- Далеко.
- А ты сделаешь мне такой же?
- Зачем? У тебя есть катер на радиоуправлении, есть фрегат в бутылке, есть...
- А я хочу бумажный.
- Ладно, ладно. Завтра сделаю тебе бумажный.
- И мы пойдем его пускать – по луже?
- Угу.

Я сказал это, чтобы отмахнуться от сына. Пообещал, да. Но отчет?! Я попытался спрятать свои оправдания в полу-прожеванном бутерброде, но увидев полные слез глаза Василька, поперхнулся.

- Ну хорошо, хорошо. Одевайся. Сейчас я допью кофе и сходим, погуляем.
- Да-а-а! – Василь вихрем улетел к матери и через пару минут (вот бы так в садик одевался!) уже стоял передо мной в «непромокайке», прижимая к груди старую тетрадку.

Хорошо, что изобрели резиновую одежду. Сын сбежал по лесенке и сразу окунулся в лужу по колено. В моем детстве шерстяное пальто и гамаши тут же промокали насквозь, но кого это волновало? Только если маму.

Машинально – удивительно, но пальцы всё помнили – я сложил клетчатый листочек в невесомый, хрупкий кораблик. Василек осторожно опустил его в лужу. Сначала кораблик застыл крошечным айсбергом, но вот шаловливый ветер коснулся его треугольного паруса – и он поплыл. Ручеек, родившийся в ослепительной луже, подхватил легкий листочек. Мы следовали за ним, Василь - рассыпая брызги, окрашенные в солнце, я – выбирая места посуше.

Продолжая мысленно складывать цифры и даты в отчете, я почти не смотрел на кораблик и сына. Капитолина Васильевна, сухощавая старушка-соседка, возвращающаяся из Магнита, умильно посмотрела на «семейную идиллию».
- Вот молодец папа, гуляет с ребенком!
Я попробовал изобразить на лице гримасу удовольствия и кивнул. Проследовав мимо соседки, мы вышли из своего двора. Ручеек весело зажурчал по склону холма. Здесь тропинки уже не было, и мои кожаные ботинки недовольно хлюпали, закусывая снежно-грязевой кашей. Я неприязненно посмотрел на Василька, беззаботно ступающего прямо по талой воде. Эх, где мои сапоги резиновые... Наверное, они завалялись где-то в далеком детстве.

Василек что-то напевал, слегка подталкивая веточкой кораблик. Отчет, начальник и бумаги-сороки постепенно растаяли в весенних лучах. Я уже ни о чем не думал, просто шел и шел за тетрадным листочком, не замечая уже зябкой сырости в ботинках.

На небольшой кочке ручеек блеснул особо пронзительно, и я на секунду зажмурился. Что-то изменилось. Талая вода зажурчала громче, небо словно умылось и стало еще ярче, на ветвях старой березы зачирикали веселые воробьи. Сама береза выпрямилась и постройнела! Опустив глаза, я чуть не сел в снеговую кашу. Кожаные ботинки сменили резиновые сапоги, джинсы превратились в шерстяные гамаши. Серое пальто промокло насквозь, но мне не было холодно.

... Я полетел с холма, размахивая руками как крыльями и крича что-то вроде "Ура!" " Вспомнилось, что давно уже мечтал всласть напрыгаться по лужам, и я от души начерпал воды в сапоги. Но мама – что она скажет, когда я вернусь? Мама! ...
И я снова бросился вверх по склону - легко, словно бежал под горку. Вот и наш дом, вот дедушки, режущиеся в домино за столом у качелей. В той, скучной взрослой жизни, стола не было, как уже не было и его завсегдатаев. Вот Егор, друг и сосед по площадке, машет мне рукой из окна. Вот девчонки, и среди них Светка – курносая и вредная, но втайне обожаемая мною, чертят классики на чудом освободившемся из снежного плена куске асфальта. Я проскочил мимо них, наспех вылил из сапог жижу и забежал на свой этаж.

Птичья трель звонка почти оглушила меня. В той жизни трели не было, ее сменило легкое попискивание домофона. Еще раз... Но дома никого не оказалось. Ну да, чудеса кончаются –вздохнул я и поплелся вниз по лестнице.

- Ты ключ забыл, что ли? Мама в булочную ушла. Придет сейчас. Ишь, как промок-то! Ох и всыплет мать тебе! - тетя Капа, встретив меня у двери подъезда, неодобрительно поправила сбившийся «петушок» на моей макушке. – Пойдем ко мне, я тебя чаем горячим напою.
- Да не, спасибо, тетя Капа, я тут маму подожду.

Я уселся на облезлую скамейку, качая ногой и щурясь от солнца, отражавшегося в огромной луже у подъезда. Из-за угла вышла женщина в зеленом драповом пальто, сердце бешено заколотилось, и я словно на крыльях слетел со скамейки.
- Мама! Мамочка! – Я уткнулся в нагретый солнцем зеленый драп, пряча слезы.
- Сева! Ты что! Обидел кто-то? – Мама бросила авоську с батоном на скамейку, приподняла мое мокрое лицо.
- Нет, нет, я просто так соскучился по тебе!
- Да я же полчаса назад с тобой гуляла! Неужели успел заскучать? Пойдем кушать, я хлебушка свежего купила, теплый еще.

Кораблик, сделанный мамой из старой тетрадки, покачивался на сверкающей ряби. Я держал мамины ладони, не решаясь отпустить их, и жмурился от счастья.

- Папа! Ты чего?
... Я стоял у подножья холма, удерживая в руках маленькие теплые ладошки Василька. Наш кораблик застрял в пучке прошлогодней травы.
- Ну что, сына, запустим кораблик еще раз?

Мы побежали вверх по холму легко, как под горку.