1.

Это было лучшее путешествие в моей жизни. До сих пор воспоминания о нем теплыми, желтыми светлячками и солнечными зайчиками согревают меня и наполняют душу нежностью, любовью и… грустью.

Раннее июльское утро. Солнечный свет уже заливает нашу московскую квартиру, хотя солнышко только встало. Встала уже вся семья, и мы пьем чай за нашим белым кухонным столом, золотистым в лучах солнца. Легкий ветерок шевелит желтые занавески, и свет в кухне кажется еще более теплым и солнечным.

Я в предвкушении настоящего приключения – еще бы, мы едем на юг. Я увижу море, волны и дельфинов. Буду строить башни из золотого песка и собирать разноцветные ракушки. Научусь нырять и поймаю медузу. Но все это будет потом, а пока нас ждут 2 дня пути на нашем ярко-желтом «жигуленке» - «трешке».

Итак, папа за рулем, мама рядом с ним, а мы с братом обустроились сзади. Вперед, Крым ждет нас! КА как ждали мы этой поездки. Родители с зимы начали откладывать деньги. Папа полностью проверил и подготовил автомобиль. Мама нашла где-то «с рук», по ее словам, шикарный финский купальник. Семья готовилась к первому своему путешествию.

Лишь бабушка, папина мама, не разделяла наших восторгов. По ее мнению, дети были еще малы, солнце слишком активное, а у мамы весной был подозрительный кашель. Но уже ничто не могло нарушить наши планы. Папа и мама мечтали о поездке уже несколько лет, и, все как следует взвесив и подготовив, мы отправились в путь.

Первый день пути запомнился обедом на огромных пнях, которые были столами для проезжающих путешественников. Помню белое полотенце, расстеленное вместо скатерти, шуршание фольги и пакетиков, аппетитные запахи и ожидание, когда уже можно будет кушать. Совершенно не помню, чем мы обедали, но это было очень вкусно.

И снова в путь. На заднем окне коричневая «Электроника 302» пела голосами битлов и итальянцев. До сих пор, слушая их песни, все внутри переворачивается от нахлынувших воспоминаний. Музыка и запахи самые сильные орудия моей памяти. Брат же все время пытался поставить кассету Высоцкого, и мы с ним ругались по этому поводу. В свои 6 лет, я совсем не понимала его песен. Мама как-то умудрялась утихомирить нас, не вставая с переднего сиденья.

Я заворачивалась в клетчатый сине-зеленый плед с бахрамой и обнимала любимую игрушку, представляя себя путешественницей. В окнах проносились поля, леса, озера. Дорога то падала вниз, то поднималась на горку, и тогда белые облака в голубом небе казались мне большими белыми кораблями, плывущими в море. Я плела из бахромы тонкие косички и постепенно погружалась в дремоту.

2.

К вечеру, как и было запланировано, мы подъехали к чудесному месту в сосновом бору с волшебным названием «кемпинг». Это слово во мне пробуждало виды древнего замка с крепостью, в котором огнедышащий дракон охраняет принцессу. Конечно, принцессой была я сама, в голубом пышном платье, золотой карете и с пажом в виде моего брата.

Кемпинг оказался палаточным городком. Он раскинулся вокруг нескольких одноэтажных деревянных домиков. Там сдавались для ночлега комнаты автотуристам, у которых не было палаток. Нам мест в домиках не хватило, но, на наше счастье, палатка у нас была. Ярко-оранжевая палатка на 3 человек. Папе пришлось спать в машине.

Увидев, что такое кемпинг, принцесса снова стала шестилетней девочкой в спортивных брючках и белой в зайчиках кофте с капюшоном. Мы с нетерпением ждали, когда же папа установит палатку. Просто входить и выходить, а точнее влезать и вылезать, из нее было чудесно. Нам казалось, что за порогом палатки сначала попадаешь в таинственную пещеру, а обратно, выходя на свет, оказываешься то на сказочной поляне, то в колдовском лесу, то в необыкновенной стране. И все это – волшебный мир, а не просто кемпинг где-то под Харьковом.

Потом был ужин, приготовленный на примусе. Вечер уже зажигал звезды и рисовал картины в стиле импрессионизма – глаза мои слипались. Но вот надуты матрасы, раскрыты спальные мешки, и мама ласково укладывает нас спать. Я слышу, как папа целует маму и уходит в машину, прожужжав молнией на «двери» палатки». На надувном матрасе жестко, я пытаюсь устроиться в спальном мешке. Кажется, уснуть тут невозможно.

Я слышу мамин голос. Что-то она мне говорит. Оказывается, будит. Уже светает, пора в путь-дорогу. Быстрый завтрак бутербродами, и путешествие продолжается. Уже сегодня я увижу море. Солнце постепенно поднимается, становится все жарче. Окна машины раскрыты. За ними проплывают поля светло-зеленой кукурузы, оранжевых подсолнухов, удивительные пирамидальные тополя. Белые маленькие мазанки нарядными хороводами появляются из-за поворота. Мы с братом высовываем в окна лица и руки, а горячий ветер овевает их, словно теплый вентилятор. Мы машем коровам и лошадям, пасущимся на лугах, и получаем от отца нагоняй, чтобы не высовывались.

К обеду жара стала просто невыносимой. Машина, хоть и светлого цвета, нагрелась очень сильно, а внутри было нестерпимо душно. Не спасали ни открытые окна, ни вода, которая сразу же высыхала на наших полуголых телах. Немного не доехав до Черниговки, на берегу небольшого озера, мы остановились на обед. Вдвоем с братом мы вылетели из машины пулями, сбрасывая на ходу шорты и сандалии, понеслись к воде. Наверное, мы напоминали эпизод мультфильма «Клад», где тигренок, обезьянка и крот увидели в пустыне мираж – оазис и побежали к воде, ныряя в нее не глядя. Нам повезло - озеро было настоящее.

К вечеру, проехав насквозь весь Крым, мы достигли Феодосии и выехали на Керченское шоссе. Дальше, вдоль берега Черного моря, мы направились в маленький поселок городского типа Приморский. Море было огромным и синим. Увидев его из окна машины, мы с братом стали наперебой кричать «Море!» «Я вижу море!» «Ура! Море! Море!» «Я первый увидел море!» «Нет, я первая увидела!»

Но машина все ехала и ехала дальше. Мы уже устали и уморились от духоты. Хотелось купаться, а также есть, спать, пить, в туалет – и все сразу. Наконец, папа ткнул пальцем в правое окно. Там был указатель: мы въезжали в место нашего назначения, пгт Приморский. Через 5 минут мы свернули с Керченского шоссе в небольшой переулочек слева, проехали два дома и остановились у невысокого забора. За ним виднелись два небольших белых домика.

3.
Из ворот вышла хозяйка – старенькая морщинистая худая старушка в белом платке, цветастой рубахе и черной, до пола, юбке. Мы поздоровались и стали знакомиться. Бабушку звали Джамиля или просто Миля. Она открыла ворота, и папа загнал машину во двор. Заливистым лаем встретил нас хозяйский Бимка. Он вилял пушистым хвостом, прыгал от радости, заваливался на бок и подставлял чесать пузо, когда мы к нему подходили.

Во дворе справа стоял дом побольше и посолиднее. Это хозяйский. Слева мазанка: крохотная терраска и комната с четырьмя кроватями. Это постояльцам, то есть, нам. Посреди двора между домиками росла высокая старая липа, вокруг которой стояли скамеечки. В передней части участка был сад. Персики, груши, яблони, сливы, алыча, грецкий орех - каких только плодовых деревьев там не было. Вдоль забора раскинулись кусты кизила, ежевики, крыжовника, малины. А вот чтобы попасть в туалет, наш домик надо было обойти почти вокруг. За туалетом тропинка вела к хозяйской бахче с арбузами и дынями.

Пока папа разгружал машину, мама мыла домик и готовила ужин, а мы с братом изучали окрестности, быстро стемнело. Папа пообещал, что после ужина нас ждет сюрприз. Быстро поев, взяв с собой фонарик, мы отправились… к морю. Темная южная ночь. Можно сказать, непроглядная. На черном бархатном небе рассыпаны бисером звезды. Поют цикады. Я держусь за большую и сильную папину руку, но, все равно, мне немного страшно. Редкие фонари Керченского шоссе помогли нам пройти на пляж.

И вот оно – шумит рядом. Я его слышу, но не вижу. Где кончается берег и начинается вода можно только догадываться по легкому плеску волн. Я иду по нагретому за день песку к воде. Теплая темнота окутывает меня как покрывалом. Легкий ветерок дует в лицо и приносит свежий морской аромат. Море нежно касается моих ног. Я захожу поглубже, и вода смывает усталость и пот с моего тела.

В воде ничего не видно. Захватывает дух, но не страшно. Я погружаюсь в воду и плыву. Вода соленая, непривычная. Нащупываю дно ногами – глубоковато, поворачиваю обратно к берегу. И тут страшный вопль заставляет меня вздрогнуть и со всех ног броситься вон из воды. «Акулы, акулы» - кричит мой брат, брызгает меня и хохочет. Я вылетаю на берег и прижимаюсь к маме. Она успокаивает меня, объясняет, что брат подшутил надо мной. И в который раз рассказывает, что в этом море акулы не водится.

Встреча с морем на следующий день принесла не меньше прекрасных впечатлений. Прозрачная, что виден каждый камушек, ярко-голубая у берега, вода дальше меняла цвет на изумрудный. Далее шли полосами цвета зелено-голубой, сине-зеленый, потом ярко синий, за этим шла полоса темно-синего цвета, становившегося черным у горизонта. Мы так и замерли на краю высокого берега, глядя на эти краски.

4.

Со склона к морю вела узкая крутая тропинка. Вдоль нее росли почти сухие травы вперемешку с небольшими кустами и невзрачными цветочками. Но сладкий аромат разогретых солнцем растений и солоноватого ветерка, разноцветное море с ярко-желтой полоской песка у воды, папа и мама, которых я держала за руки, и голубое небо над нами, навсегда остались в памяти неповторимым счастьем.

Бегом по тропинке вниз, не боясь сломать себе ноги, и мы с братом уже плещемся в прохладной воде. Как хорошо, что папа заранее научил меня плавать. Да и вода просто волшебная, сама держит меня, и можно лежать и смотреть в небо, покачиваясь на волнах.

Но вдруг что-то скользнуло по моему телу. Я вздрогнула и обернулась – белесое полупрозрачное пятно качалось рядом со мной. Медуза. Я беру ее осторожно в горсть. Медуза скользкая, как будто жидкая, студнем переливается с ладошки на ладошку. Мы вынесли ее на берег, но мама предупредила, что она растает без воды очень быстро.

Как так растает? Она что, изо льда? Мы с братом захотели проверить, как медуза может растаять, и положили ее на камни. Она растеклась мокрым пятном, и стала уменьшаться на глазах. Папа сказал, что это животное на суше быстро высыхает и гибнет. Конечно, мы удивились, что это мокрое скользкое нечто - животное, но быстро собрали с камней жидкую медузу и отнесли ее в море. В воде прозрачную медузу почти не было заметно, но постепенно она приобрела свою структуру и цвет. Превращение было удивительным.

Скоро мы стали ходить на море с трубками, ластами и масками. Папа и брат уплывали далеко в море, ловили крабов и рапанов. Когда с огромным, как мне казалось, крабом в руках папа выходил на берег, вся местная ребятня с визгом разбегалась в разные стороны. Папа отпускал краба на камнях, и весь пляж наблюдал, как это страшилище, задрав кверху клешни, боком двигалось обратно к воде. В том месте, где краб скрывался под водой, минут десять никто не купался.

Рапаны были тоже огромные. Сколько в будущем мы не ездили в эти места, больше ни разу не находили такие крупные раковины. Эти же были с папину ладонь. Мы рассматривали их, наблюдали за движением моллюска, а потом папа уплывал с ними обратно в море и выпускал там. Но несколько раз попадались и пустые раковины, правда, не столь большие, но красивые. Дома до сих пор хранятся трофеи того года.

5.

Хотя я хорошо плавала, но так далеко с папой даже на матрасе боялась плыть. Поэтому я изучала подводный мир недалеко от мамы. Вдоль всего берега, немного выступая из воды, пролегал волнорез. Он был сделан из железобетонных свай, шириной около метра, и покрыт скользкими водорослями и острым ракушечником. На нем и около него открывалось подводное царство.

Раздвигая руками заросли водорослей, плавала я у подводных свай и ныряла ко дню с волнореза, в поисках сокровищ. Представляла я себя Ихтиандром, а совсем не русалочкой. Диснеевской «Русалочки» тогда еще не было, а вот фильм «Человек-Амфибия» уже более 10 лет оставался одним из любимых в моей семье. Я знала его наизусть, но все равно не могла сдержать слез в конце.

Был тогда еще один фильм, который я обожала и тоже плакала на одном грустном эпизоде. Это был, месяц назад вышедший на экраны Советского Союза, индийский фильм «Танцор диско». В Приморском тогда было 2 кинотеатра. Один находился в Доме культуры «Бриз». Второй был удивительный летний, как сейчас говорят «под открытым небом», кинотеатр «Рапана». За билетами на этот фильм стояли очереди в оба кинотеатра, залы были полны каждый раз. А знаю я это потому, что упрашивала родителей вновь и вновь пойти на «Танцор диско».

Но особенно я любила бывать именно в «Рапане». Там было не душно, как в Доме культуры, а свежо и даже прохладно. В страшные или грустные моменты я заворачивалась в кофту и прижималась к маме. А еще мне очень нравилось наблюдать, как высоченные стены кинотеатра осаждали мальчишки-безбилетники. Их, конечно, пытались гонять контролеры, но это была такая сила, которую просто так не сгонишь. Мальчишки также рассаживались обезьянками на все ближайшие деревья и каждый вечер бесплатно смотрели кино.

Высокие худые загорелые до черноты пацаны Крыма. В одних шортах и босиком они бегали на пляж и к пирсу. Они сигали с него в воду «рыбками», «бомбочками», «солдатиками», вперед, назад, делая сальто и громко визжа. Это было завораживающе и красиво. Мне хотелось быть как они, похожей на них. И мы с братом тоже бегали на пирс и даже прыгали с него. Но внизу, в сине-зеленой воде нас всегда ждали сильные крепкие отцовские руки, а на берегу наши прыжки провожали добрые испуганные мамины глаза.

6.

Надо сказать, что отдых в Крыму у нас не ограничился лишь поселком, в котором мы жили, купаниями в море и походами в кинотеатры. Благо под рукой всегда была наша верная желтая «трёшечка». Очень скоро папа нас повез в Феодосию. Вдоль и поперек мы исходили город за несколько поездок.

Мы облазили Генуэзскую крепость и заглядывали в окошки древнего маленького каменного храма. Я успела испугаться, слушая легенды о Карантинном холме, куда, по одной из версий, закидывали умерших от чумы. В следующую поездку мы изучали картины в музее Айвазовского и попили из его фонтана. Очень мне понравилось в музее Александра Грина. После этого я упросила маму читать на ночь вслух «Алые паруса», хотя уже сама умела читать.

Одна из поездок у нас была в Симферополь, Бахчисарай, Ялту и Алушту. Мало что осталось в памяти, так как меня сильно укачивало на «серпантине», и я быстро уставала от езды и экскурсий. Но вот что поразило меня в Бахчисарае – фонтан. Знаменитый Бахчисарайский фонтан и легенда о нем.

В деревне, где мы с братом всегда проводили летние месяцы, на старой террасе, вместо обоев, рядом с огромной картой Подмосковья, висели картины известных художников. Точнее их репродукции из настенных календарей. Среди них была удивительная и притягательная для меня, маленькой девочки, картина. На ней был изображен белый фонтан, в котором плавали золотые рыбки, вокруг сидели, лежали женщины, необычно и красиво одетые, а вдалеке у открытого окна сидела одна грустная девушка в голубом платье. Я часто спрашивала у бабушки, которая оставалась с нами в деревне, почему эта девушка такая грустная, хотя давно уже выучила и автора и название картины. Но так трогала меня ее печаль, что вновь и вновь просила рассказать бабушку о молодой невольнице.

Когда я узнала, что мы приехали в Бахчисарай, сразу вспомнила старую террасу и грустную девушку на картине Брюллова «Бахчисарайский фонтан». Нам повезло с экскурсоводом, легенда из ее уст звучала как песня, и тронула меня еще больше картины. Зато фонтан разочаровал – еле заметная водичка капала из стены, сбегая от чаши к чаше. В моем же представлении настоящий бахчисарайский фонтан должен быть как на картине – из высокой вазы в круглый мраморный бассейн бьют радостные струи воды, а внизу плавают золотые рыбки. Грустной красивой девушкой, так уж и быть, побыла бы я.

7.

Была у нас поездка и в Керчь. Дорога трудностей не вызвала, я перенесла ее намного легче, чем на Южный Берег Крыма. Но экскурсия в Аджимушкайские каменоломни поразила нас с братом, надолго оставила след в памяти и горечь в сердце. Нас заранее предупреждали, чтобы мы брали с собой теплые кофты, но даже в них под землей, проходя от зала к залу, становилось холоднее и холоднее.

Сырой тяжелый воздух затруднял дыхание, немного першило в горле. Темнота и жуть проникали в душу. Нестерпимо хотелось наверх, к свету и теплу. Было страшно за себя и за тех, кто держал здесь оборону, кто слизывал воду со стен, вместе с каменной пылью, выдалбливал в камне колодец, собирал воду «водокапами», погибал под взрывами и завалами.

Я прижималась к маме, брат – к отцу. Тепло родного человека, его близость немного успокаивала. Я видела, как плакали женщины, как по суровым лицам мужчин текли скупые слезы. Я видела пробитые каски, оборванные провода и ржавый операционный стол в каменной комнатке. Но все это казалось страшным, пока мы не дошли до «детской» комнаты.

Небольшое, темное помещение в камнях, заваленное в конце, где пол сходился с потолком. Ржавая детская кроватка. На каменном полу рассажены в ряд яркие детские игрушки. Нет, ими не играли дети в каменоломнях, их посадили в память о тех малышах, которые так и не увидели больше солнечного света. Уткнувшись в мамин бок, прижав к себе своего любимого плюшевого щенка, я горько плакала.

Были ли у этих детей мамы, которые обнимали бы их, как меня моя мама? Я поворачиваюсь к игрушкам и сажаю к ним свою, такую любимую и дорогую собачку, которая везде сопровождала меня. Мама прижимает меня к себе, на меня капают ее слезы. Нет, я потом ни разу не пожалела о том, что оставила щенка этим детям. Но долго еще вспоминала этот полумрак, холод и яркие игрушки на сером камне.

8.

Необыкновенной экскурсией оказалась поездка на катере к потухшему вулкану Карадаг. От поселка Приморский катер отвез нас сначала в Коктебель. Посетив дом-музей Волошина и поев мороженое на набережной, мы отправились к Карадагу. В то время заповедник был закрыт, поэтому любоваться можно было только с воды.

Красивые скалы, особенно Золотые ворота, я потом долго рисовала в садике. Но самым удивительным оказалась встреча с дельфинами. Сколько бы мы потом не приезжали в Крым или на другие морские курорты, такого больше не было никогда. Дельфины окружили наш катер со всех сторон. Они плыли и впереди и сзади, и по бокам, выпрыгивая у самого носа корабля, так что до них можно было дотронуться рукой.

Так они проводили нас к Карадагу и вместе с катером повернули обратно. Их спины блестели на солнце, брызги летели в разные стороны. Все пассажиры катера были мокрые, счастливые и радостные. Проводив нас примерно до Коктебеля, вся стая ушла вправо, в открытое море. Все еще долго смотрели им вслед, дети махали руками, а дельфины выпрыгивали из воды все дальше и дальше.

Вечером всей семьей во дворе под старой липой, мы обсуждали экскурсию и ужинали. Перед сном мы сидели обнявшись на лавочке, молча слушали любимый родителями «Битлз» и звуки Крымской ночи. Вдруг папа показывает пальцем куда-то на вершину липы. Там, на самом верху, на фоне вечернего неба мы увидели очертания большой птицы с ушками на голове. Филин.

Ну, филин и филин, пусть сидит. Но папа сказал, что это не просто филин. Птица прилетала на липу каждый вечер, когда мы слушали музыку. Стоило выключить магнитофон, как пернатый тут же снимался с ветки и улетал куда-то в сторону моря. И действительно, стали мы замечать, что по вечерам филин прилетает на старое дерево, но лишь тогда, когда играла музыка.

Была у нас еще история с крысами, которые не поленились прогрызть дыру в стене нашего домика, чтобы полакомиться сырокопченой колбасой. Нет, конечно, мы слышали скрип и скрежет в ночи. Но кто бы мог подумать, что крысы способны за одну ночь прогрызть каменную стену толщиной сантиметров в 20, а потом еще обгрызть с обеих сторон 3 батона сервелата.

Отдавая должное этим серым хвостатым умным животным, скажу, что съели они ровно половину всей колбасы, а остальную половину оставили нам. Но как бы потом папа не заделывал дыру в стене, иногда ночью кто-то из нас просыпался от того, что по нему прыгало что-то тяжелое. Колбасу искало, видимо. Колбаса копченая тогда была дефицитом, на каждом углу не продавалась. Поэтому родители привезли ее из Москвы, рассчитывая так, чтобы хватило еще на обратную дорогу. Хватило.

9.

Постепенно, день за днем, наше путешествие приближалось к своему логическому завершению – обратной дороге. Машина была заранее расчехлена и полна гостинцев от бабушки Мили и наших друзей. Арбузы и дыни, персики и абрикосы, тяжелые от налитых черных лоснящихся семечек подсолнухи, помидоры «бычье сердце» и мешок с разноцветными ракушками аккуратно были разложены в автомобиле.

Рано утром мы сходили на море в последний раз. Зажав в кулаке монетку, я уплыла подальше от берега и, размахнувшись изо всех сил, закинула ее как можно дальше, чтобы еще вернуться. Есть такая примета. Мы вернемся сюда всего через 3 года, правда, к сожалению, не все. Но пока мы об этом не знаем, и все счастливы. Скоро будем дома.

Дорога обратно была полна разговоров о прошедшем месяце. Мы вспоминали поездки и экскурсии, села и города, дороги и горы, море и дельфинов. И, конечно, прекрасных добрых отзывчивых людей, жителей Крыма, которых Господь посылал нам в этом путешествии.

Кемпинг по Харьковом нас уже ждал, даже в домиках были свободные комнаты. Ночевка там запомнилась ослепительно белым, хрустящим постельным бельем, пахнувшим свежестью и чистотой. Еще долго этот аромат накрахмаленного белья будет ассоциироваться с морем, поездкой, мамой и счастьем.

В последствии, мы много раз были на море. Я бывала там с папой и братом, и с папиной новой женой. Бывала одна и с подругой. Ездила с мужем, а потом всей семьей с нашими детьми. Мы объездили Крым, Кавказ, побывали и заграницей. Отовсюду я привозила загар, фотографии и массу впечатлений. Но это поездка с родителями на нашей машине была самым лучшим приключением. В то время я еще не повстречалась с горем. Наверное, поэтому те несколько недель вспоминаются как самые счастливые в моей жизни. Да и что может быть лучше для ребенка, чем когда папа и мама рядом?